Это вот постукивание головой, а также то, как поздно Тесс начала говорить, и стали для Маргерит первыми сигналами, что дочка у нее не совсем обычная. Не то чтобы с ней что-то нехорошо – с таким суждением Маргерит никогда бы не согласилась. И все-таки Тесс была не совсем обычной, у нее имелись кое-какие проблемы. Хотя ни один из благонамеренных психологов, с которыми Маргерит консультировалась, так и не смог ей объяснить, в чем именно эти проблемы заключаются. В основном они заводили речь об идиосинкразическом пороговом аутизме или синдроме Аспергера. В переводе это означало: ярлычок для симптомов вашей дочери у нас найдется, но помочь мы ничем не можем.
Маргерит водила Тесс на физиотерапию, чтобы улучшить координацию движений и «проприоцепцию», пробовала курсы лекарств, которые должны были изменить ее уровень серотонина, или допамина, или кью-фактора, однако никаких заметных перемен в состоянии Тесс добиться не удалось. Вероятно, это означало, что Тесс просто не такая, как все, что необычная отстраненность и связанная с этим социальная изоляция так и останутся проблемами, с которыми ей придется жить – или же придется преодолеть их собственным сознательным усилием. Не следует манипулировать ее нейрохимией, решила наконец Маргерит. Тесс еще ребенок, ее личность не вполне сформирована, а лекарства или давление приведут лишь к тому, что эта личность окажется вылепленной согласно чьему-то чужому вкусу.
Обычно можно было распечатать для себя полосы из «Нью-Йорк таймс» (или любой другой крупной газеты), но и этот тоненький канал связи оказался перерезан. Раз уж газет не хватало даже Маргерит, что должны были сейчас чувствовать те, кто давно подсел на новости? Изнывать в неведении относительно судьбы Бельгийских cоглашений или последнего назначения в Континентальный суд? Молчание видеопанели и периодический звук дождевых капель заполнили послеобеденный период томностью и зевотой. Единственное, на что была способна Маргерит – сидеть в кухне и перелистывать старые выпуски «Астробиологии и экзозоологии», ее внимание порхало поверх плотного текста, почти его не касаясь, пока наконец Конни Герундт не вернулась за Эди.
Маргерит отправилась за девочками в комнату Тесс. Эди развалилась на кровати, упершись ногами в стену, и лениво ковырялась в обувной коробке, где Тесс держала свои «ювелирные» украшения, разноцветные расчески и черепаховые заколки для волос. Сама Тесс сидела перед зеркалом.
– Эди, твоя мама пришла, – сказала Маргерит.
Эди моргнула огромными лягушачьими глазами, потом ринулась вниз – искать, где она оставила туфли. Тесс осталась перед зеркалом, наматывая правый локон на указательный палец.
– Тесс?
Завиток волос соскользнул от ногтя к костяшке пальца, потом лениво упал вниз.
– Тесс? Вы хорошо поиграли с Эди?
– Ну да.
– Ты ей об этом сказала?
Тесс пожала плечами.
– Может, все-таки скажешь? Она внизу, мама сейчас ее заберет.
К тому моменту, как Тесс наконец неторопливо добрела до входной двери, Эди и ее мама ушли.
К понедельнику то, что поначалу казалось затянувшимся неудобством, стало больше напоминать полноценный кризис.
Маргерит завезла Тесс в школу по дороге в «Хаббл-Плазу». На парковке было полно родителей – включая Конни Герундт, помахавшую ей рукой из окна машины, – которых буквально распирало от слухов. Внутри явно не произошло ничего такого, что могло вызвать карантин, следовательно, что-то случилось снаружи, что-то весьма существенное, только вот что? И почему никому ничего не го- ворят?
Маргерит отказалась принимать участие в общих домыслах. Связи с окружающим миром не было, однако оттуда продолжало поступать электричество, и там, надо думать, ожидали, что Слепое Озеро продолжит заниматься тем, для чего создано. Поцеловав дочь на прощание, Маргерит смотрела, как та вяло движется через школьный дворик.
Дождь прекратился, однако октябрь прочно вступил в свои права, небо было темно-синим, дул пронизывающий ветер. Маргерит похвалила себя, что заставила дочь надеть свитер. Сама она выбрала виниловую ветровку, и для прогулки от парковки до вестибюля восточного крыла «Хаббл-Плазы» этого оказалось явно недостаточно. Скоро пойдет снег, думала Маргерит, а дальше маячит День благодарения и уже недолго до Рождества. Перемена погоды сделала мысли о карантине неприятней, словно с холодным канадским воздухом в городок пришли одиночество и беспокойство.