— Мои брюки! — заорал Зигмунт, выгребая из кучи одну тряпку. — Вы совсем сбрендили! Мои брюки — на выброс?!!
— Какие брюки, старье, а не брюки! — рассердилась Шпулька. — И так паковать не во что. А всякую дрянь надо сразу выбрасывать!
— Идиотка! Это же мои лучшие брюки! Ни за что! Свои вещи выбрасывай!
У Шпульки руки опустились. А Зигмунт тем временем нежно складывал и сворачивал извлеченную из кучи тряпку, бормоча себе под нос ругательства по адресу сестры. Шпулька вдруг вырвала у него из рук предмет спора и предъявила его Тереске.
— Совсем спятил, не иначе! Старые брюки, посмотри, дыра сзади, к тому же зашита желтой ниткой! И все промасленные! Ни в жизнь не отстирать!..
— А я тебя просил их стирать?! — завелся Зигмунт, в свою очередь вырывая тряпку у сестры. — Я же не жениться в них собираюсь! Это мои лучшие рабочие брюки!
— Еще пару раз так дернете, и не о чем будет спорить, — сухо заметила Тереска. — Он просто любит эти брюки, оставь их ему, пусть радуется. Может, прямо сейчас и наденет. Зигмунт, а что с машиной? Достал? Зигмунт огляделся в поисках безопасного места для своих бесценных штанов и, не найдя такового, сунул их себе за пазуху.
— Что?.. А, с машиной. Пока глухо.
— Как это?
— А так это. Добрался я все-таки до того типа, кто тут золотые горы сулил. Дружок соседа. Полгорода обегал, чуть не кончился. А его дома нет.
— Надо было дождаться! — воскликнула Шпулька.
Зигмунт пожал плечами и неохотно пояснил, что никто не знает, когда этот соседский приятель вернется. Жена обещала все ему передать. Завтра у него вроде выходной, может, и приедет.
Все это парень излагал весьма рассеянно, невольно оглядываясь по сторонам. Жутко хотелось есть, ноги ныли, и не мешало бы отдохнуть. Дом же напоминал цыганский табор после землетрясения, и ясно было, что здесь не отдохнешь. От голода и усталости Зигмунт совсем перестал соображать, чувствовал только, что всего этого ему больше не вынести. Он повернулся к двери и коротко и сердито заявил:
— Я пошел!
Шпулька так и взвилась.
— Куда это? — крикнула она.
— А тебе какое дело?
От возмущения Шпулька чуть не задохнулась.
— Ты в своем уме? — спросила она таким тоном, что Зигмунт обернулся.
— А в чем дело?
Шпулька собрала все силы, чтобы не броситься на брата с кулаками, и медленно перелезла через кучу у выхода.
— Ну, знаешь, это уж слишком! У тебя совсем крыша поехала?! А кто будет здесь вещи собирать?! Я одна?! Хочешь все это на меня свалить, как последняя свинья?!
Зигмунт обалдело уставился на сестру. Такая постановка вопроса ему даже в голову не приходила.
— Спятила ты, что ли? — возмутился он. — Я вещами должен заниматься?!
— А КТО?!! — рявкнула Шпулька.
Зигмунту сейчас меньше всего на свете хотелось отвечать на ядовитые вопросы. С самого утра, с того момента, как заварилась эта идиотская каша с переездом, он всячески старался избегать мыслей о конкретных проблемах и связанных с ними осложнениях, в глубине души тихо надеясь, что все как-нибудь уладится и разрешится само собой. Он и так сделал очень много: нашел водителя и теперь хотел бы спокойно отдохнуть, а не скандалить с сестрой-истеричкой.
— Откуда я знаю... — неуверенно начал Зигмунт. Шпулька снова двинулась на него, путаясь в куче мусора.
— Так я тебе скажу. Никого такого здесь нет. Только мы с тобой. Все это должны сделать мы, и никто другой. Разве что вытянешь отца из больницы и запряжешь его в работу...
— Дура набитая, — с глубочайшей убежденностью заявил Зигмунт.
Тереска больше не могла держаться в стороне.
— Я, конечно, не хочу вмешиваться в семейные дела, — сладким голосом начала она. — Но я и представить себе не могла, что ты можешь быть такой свиньей.
— Чего свиньей?! Что ты-то взъелась?
— А то ты не видишь, что здесь творится? Вещи надо упаковывать. К завтрашнему дню. Пошевели извилинами!
Вот как раз шевелить извилинами Зигмунт и не хотел. Все его нутро категорически восставало против этого. Он уныло оглядел бардак, устроенный на кухне.
— А сами вы никак не управитесь? — тупо спросил он, отлично понимая, что вопрос идиотский.
— Боже, смилуйся над нами! Брат у меня тронулся, — простонала Шпулька.
— Еще как справимся! — ядовито прошипела Тереска. — Мы же Геркулесы. Что нам стоит. А есть и спать нам и вовсе не надо.
— Кончай издеваться! — рассердился Зигмунт. — Черт бы все это побрал... Я же говорил, надо матери дать телеграмму.
— Ага! Еще одного Геркулеса нашел! Мало ей одного переезда. Думаешь, она теперь так навострилась, что второй для нее — раз плюнуть?!
— А чтоб вас холера!..
— Эй, не ссорьтесь! — заорал из своей комнаты Янушек, который занимался книжками бесшумно, стараясь ни слова не упустить из разгоравшейся в кухне баталии. — Помогите мне лучше! Я никак это сдвинуть не могу!
Разъяренная Тереска в ту же минуту оказалась в комнате. Шпулька поспешила за ней. Зигмунт, немного поколебавшись, тоже заглянул туда. Янушек безуспешно пытался сдвинуть с места гигантский чемодан, доверху набитый книгами.
— Почти все влезли, — сопя и отдуваясь, доложил он. — Только кто это сможет поднять? Надо подвинуть.
Тереска, ни слова не говоря, подошла к чемодану и толкнула его что было сил. Тот даже не дрогнул. Шпулька помогла подруге. С тем же результатом. Зигмунт какое-то время наблюдал за их усилиями с сердитым выражением лица, затем не выдержал и вошел в комнату.
— Брысь отсюда! — приказал он. — Янушек, снизу...
Сам он наклонился, налег на чемодан и сдвинул его, вложив в этот толчок всю свою злость. Эффект был мощный. Чемодан сдвинулся на добрых полметра, причем книжки, легкомысленно наваленные Янушеком беспорядочной кучей сверху, рухнули прямо мальчишке на голову.
Янушек поспешно выкарабкался из-под вороха литературы и озабоченно произнес, потирая ушибленное ухо:
— Вот черт... На это я не рассчитывал...
Зигмунт выпрямился и оглядел учиненный им развал, затем перевел взгляд на смущенного Янушека и только под конец отважился взглянуть на девчонок.
Тереска со Шпулькой стояли, прислонившись к косякам двери, и всем своим видом давали понять, что, пожалуйста, теперь он может поступать как хочет. Может их тут оставить и со спокойной душой отправляться куда угодно, хоть к черту на рога, они и слова не скажут. На чемодан ни одна даже не взглянула.
Зигмунт отлично понимал, что, если он и в самом деле сейчас пойдет к черту или еще куда-нибудь, ему этого не простят никогда в жизни. Хуже того — он чувствовал, что и сам себе этого не простит.
— Холера! А я-то надеялся, что удастся от этого отвертеться, — с горечью признался он. — Чтоб вам лопнуть! Похоже, это и вправду работа не для баб...
* * *В сумерках Янушек, разделавшись с укладкой книг в новые, раздобытые Зигмунтом коробки и упихав энциклопедию на дно корзины для грязного белья, начал выносить на помойку предназначенную на выброс кучу барахла. Только он один из всей компании не утратил энергии и задора.
— Эй, что я вам скажу, там что-то странное по двору носится, — сообщил он, хватая очередную охапку тряпья. — Сразу не разберешь.
— Что? — рассеянно спросила Шпулька, занятая упаковкой тарелок, переложенных тряпками.
— Говорю, чудное что-то по двору носится!
— Обувь осталась, — раздраженно сказала Тереска. — Об обуви-то мы забыли.
Янушек притормозил на пороге, почти не видимый из-под горы тряпья.
— Не пойму. С виду как будто младенец, но только весь черный и вроде как в перьях...
Не успел он договорить, как Шпулька сорвалась с места и, выкрикивая нечто невразумительное, вылетела из квартиры, едва не сбив с ног застрявшего в дверях мальчишку. Тереска побежала за ней, с удивлением разобрав в криках подруги слова «дети». Если что-то и носилось в перьях по двору, то вряд ли это могли быть дети... Янушек помчался следом, теряя по пути фрагменты своей ноши, последним выскочил Зигмунт, с трудом преодолевший баррикады из чемоданов и коробок.
Во дворе Шпулька пыталась поймать нечто и в самом деле ни на что не похожее. Наконец нечто позволило себя поймать и при ближайшем рассмотрении оказалось пятилетним мальчишкой, с ног до головы вымазанным смолой и облепленным толстым слоем белого пуха. Несмотря на сумерки, Янушек описал его довольно точно.