— Пусть кто-нибудь подбросит хворосту в костер, — приказала Тереска. — А то почти совсем потух. Ничего не видно!
Никто и ухом не повел. Здесь было слишком интересно. В жутком напряжении, осторожно, почти нежно, Тереска приподняла удочку с болтающейся на конце добычей, Зигмунт со Шпулькой пытались подвести снизу сетку, Янушек светил двумя фонариками. Наконец, сто сорок первая попытка удалась и сетку подняли из воды с раками.
— Есть! — пискнул полуживой от всех этих эмоций Янушек. — Во, классные!
В сетке копошилось четыре многоногих чудища, два побольше и два поменьше. Тереска на глаз прикинула их размеры.
— Судя по тому, что бабушка говорила, два годятся, — критически прошептала она. — А двоих придется выпустить, пусть подрастут.
— Ты что, спятила, выбрасывать таких прекрасных раков! — возмутилась Шпулька.
— Не мы, так бабушка их выбросит. Белено больших, значит, будем брать больших.
— Да их здесь — завались, — поддержал Тереску Зигмунт. — Наловим самых крупных, в чем проблема. Давайте шевелитесь. Теперь другую удочку...
— А этих-то вынуть надо! — нетерпеливо требовал Янушек.
Раки неловко ползали в сетке, и, конечно, опять никто не знал, как с ними обращаться. Теоретически нужно было схватить рака посередине, что позволяло избежать непосредственного контакта с клешнями. Практически же это оказалось совсем не просто, так как клешни — создавалось такое впечатление — торчали со всех сторон и успешно отражали попытки захвата. Все руки тянулись к добыче, но моментально отдергивались. Тут Зигмунт наконец вспомнил, что он в компании самый старший и вообще взрослый, и к тому же мужчина, а не какой-нибудь недотепа, а значит — ничего не поделаешь... Он мужественно сунул руку в сетку и, стараясь зайти с хвоста, схватил твердое, шершавое чудовище. Рак довольно легко позволил себя отцепить и выпутать из сетки.
— Ну, а теперь как? — спросил его укротитель как-то уже не по-мужски беспомощно, отведя руку как можно дальше и застыв в этой не слишком удобной позе. — Что с ним мне делать? Так и торчать тут с ним до конца жизни?!
— Ведро! — вспомнила Шпулька. — Где ведро? Я сейчас!
Она бросилась к речке, зачерпнула воды, намочив при этом только одну ногу, и подсунула брату ведро. Зигмунт с явным облегчением опустил туда недовольное бесцеремонным обращением ракообразное, затем, уже смелее, проделал ту же операцию со вторым.
Янушек, позавидовав его успеху, рискнул, схватил по очереди двух раков поменьше и, широко размахнувшись, швырнул их назад в речку. Тереска посветила в воду.
— Зигмунт, на твоей удочке целое стадо кормится! — восхищенно прошептала она. — А там... Вы только посмотрите!
На первой, сорвавшейся лягушке, клубилась целая гора раков, огромных, прекрасных и гораздо крупнее, чем два уже пойманных. Было их там значительно больше, чем на удочке Зигмунта. Вот бы достать!
— Чем бы ту лягушку подцепить? — озабоченно размышлял Янушек.
— Граблями было бы очень удобно нагребать в сетку, — размечталась Шпулька.
— Где мы тебе грабли возьмем? А если лопатой! Янушек, принеси лопатки! И подбрось веток в огонь, вот-вот погаснет!
Янушек помчался на другой берег. Зигмунт поднял с земли свою сетку.
— Ты приподними удочку, а ты свети! — распорядился он. — Осторожнее! Я попробую подсунуть...
С преогромным трудом удалось извлечь из воды следующие три особи, которые устроили бы бабушку. Лягушка снова была опущена в реку. Зигмунт и девчонки так были поглощены ловлей, что совсем не чувствовали ни ночного холода, ни времени вообще.
Раки вели себя очень осторожно, реагировали на каждое движение, а те, что побольше — самые желанные — отцеплялись сразу же, вместе с удочкой поднимались одни маленькие. Только с четвертой попытки Зигмунту удалось подвести сетку под двух более или менее приличных.
— Надо новую лягушку нацепить, от этой уже почти ничего не осталось, — заметила Тереска. — Пусть снова полежит, а мы пошли к той удочке.
— Самые лучшие туда полезли, — напомнила Шпулька, махнув фонариком в направлении противоположного берега. — Мог бы и поторопиться с лопатой...
Янушек все не возвращался, хотя снова разгоревшийся костер свидетельствовал, что он туда добрался и хворосту подбросил. Раки наслаждались новыми лягушками, время от времени попадая-таки в сетку. По размерам добыча была, конечно, неплохая, но даже в подметки не годилась тем ракам, которые столпились у первой лягушки.
— Они скоро разбегутся, — паниковала Шпулька, вглядываясь в кучу у другого берега. — Налопаются — и по домам. Второй раз их уже не соберешь!
— Я этого сопляка придушу! — шипела разъяренная Тереска. — Зигмунт, сходи за ним. То есть не за ним, а за лопатками. Все равно нужно подождать какое-то время...
Зигмунт взял у Шпульки один фонарик и, ни слова не говоря, направился к палатке. Его сестра тем временем с восторгом заглядывала в ведерко.
— Знаешь, сколько их уже? Я посчитала. Шестнадцать!
— Мало. В той куче гораздо больше. И что он там столько времени делает? Умер он, что ли?
* * *Янушек не умер, но, по его собственным ощущениям, был весьма к этому близок. Целиком занятый раками, он несся к палатке с одной мыслью: во что бы то ни стало вытащить из реки ту замечательную кучу, копошащуюся на дне! Все предыдущие события совершенно выветрились у него из головы, не выдержав конкуренции с захватывающей и необычной охотой. Поэтому в первый момент, когда из-за палатки, едва освещенной догорающим костерком, что-то неожиданно выскочило, мальчишка только слегка удивился. Он притормозил, ведь все остальные были на другом берегу, и тут вдруг с ужасающей ясностью вспомнил кошмарные события этого дня...
Янушек погасил фонарик и, преодолевая неприятное онемение во всем теле, шмыгнул с тропинки и притаился в кустах. Затем осторожно, ощупью, прокрался вперед, всматриваясь в темноту за палаткой. Какое-то время не было видно ничего, как вдруг он заметил короткую вспышку света уже в стороне. Мальчик сразу понял, что кто-то отдаляется от их лагеря по тропке, огибающей пригорок.
Он вскочил на ноги, подбежал к костру и как можно скорее набросал в огонь сухих веток, нетерпеливо ожидая, когда огонь разгорится и осветит лагерь и частично его окрестности. Вспомнив, что тех людей было двое, несчастный почувствовал, как по спине побежали мурашки. Ведь второй мог притаиться где-то неподалеку.
В своем воображении мальчишка увидел собственный труп, лежащий в темноте между палатками. Затем компанию ему составил второй труп — того, кто первым придет его искать, затем трупы остальных, возвращающихся по очереди... Никто этих трупов не увидит, их всех зароют здесь же, на склоне холма, среди этого мусора, и никто не узнает, когда и почему все четверо сгинули, никто ведь даже понятия не имеет, где они сейчас находятся, разве что дружок... Но толком неизвестно, который это дружок, поди найди его. А значит, лежать им тут до скончания века. И все потому, что он, Янушек, скрыл от других то, что видел и слышал.
В следующее мгновение душа Янушека категорически запротестовала против мрачной перспективы братской могилы на свалке. Ни в коем случае нельзя было этого допустить, тем более что тогда все раки пропали бы! Надо что-то делать — а вдруг не все потеряно и еще можно спастись.
Мальчишка снова подкинул хворосту в огонь и снова подождал. Вокруг было тихо и спокойно, только на другом берегу сверкали фонарики. Разгоревшийся костер придал Янушеку отваги, и он обошел палатку кругом. Никто там не прятался. После короткой внутренней борьбы, чувствуя, что сердце уходит в пятки, он наконец решился, выключил фонарик и отчаянно шагнул в темноту, направляясь в ту сторону, где видел короткую вспышку света.