Ответственные лица с той и другой стороны не спешили с обменом. И тех и других ждала в родном ведомстве выматывающая работа с бумагами, нервотрепка с вызовами к начальству. Здесь они чувствовали себя почти на каникулах, проводили встречи и согласования в гостиничных ресторанах.
Если бы Глеб охранял кандидата наук в одиночку, возможно, все четыре дня большей частью прошли бы в молчании. Но Миша заполнил их доверху: рассказывал истории, обменивался впечатлениями от немецких телепрограмм, даже фокусы показывал без всякого реквизита.
Сиверов решил, что сослуживцу дали дополнительное задание: войти в контакт с диссидентом, вызвать его напоследок на откровенность. Особенно он в этом уверился, когда Шестаков начал рассказывать политические анекдоты, в том числе про покойного Брежнева. Так вот зачем под тумбочку подсунут включенный диктофон…
И все-таки он решил предостеречь товарища. Дождавшись, когда Айхенвальд попросился в туалет, он молча показал Шестакову «чудо техники». Тот искренне удивился:
– Серьезно не в курсе? – отключив запись, в свою очередь удивился Глеб. – Может, ты и анекдоты просто так, от нечего делать травишь?
– Да ну, пустяки, – добродушно улыбнулся Шестаков. – Кто их сейчас не травит? Даже в самом Политбюро наверняка хохочут в перерывах между заседаниями.
Сиверову еще не приходилось встречать такого пренебрежения к условностям у сотрудника госбезопасности.
– Тогда отмотаю назад, – решил он, все еще не веря до конца в поразительную беспечность Шестакова. – А то еще влепят тебе строгача.
– Наверное, в самом деле лучше стереть, – согласился тот.
Глебу пришло в голову, что диктофон вполне может дублироваться «жучком» в номере. Тогда его провинность окажется посерьезнее шестаковской – фальсификация оперативного материала. За такую, как минимум, выгоняют из органов вон.
И все же он не хотел неприятностей для сослуживца, которого впервые в жизни видел. Быстро отмотал пленку настолько, чтобы гарантированно стереть «криминальные» анекдоты и не оборвать диалог на полуслове.
Когда диссидент вернулся в комнату, Шестаков сменил тему, стал художественно рассказывать про Абрама и Сару. Тут Айхенвальд оборвал его:
– Прошу прощения, но я вас не желаю слушать. Именно из-за антисемитизма я не в последнюю очередь и добивался права на эмиграцию.
– Причем здесь еврейский вопрос? – снова наивно изумился Шестаков. – Это ж только анекдот. Немцам из «штази» я про Штирлица рассказываю, там же Мюллер и Борман полные козлы. Ребята нормально воспринимают, ржут.
– Ничего другого им не остается, – заметил кандидат наук. – А я вот не хочу делать вид, что умираю со смеху. И раньше не хотел.
– Напрасно, – пожал плечами Шестаков. – Не заработали бы себе язву желудка.
История с политическими анекдотами так и не вышла на свет благодаря стараниям Глеба. Но «строгача» Шестаков все же схлопотал. Случилось это под занавес, когда миновал самый ответственный момент обмена. Большой и болезненно толстый негритянский коммунист на слоновьих ногах кое-как втиснулся в машину с советским водителем. Щуплый диссидент в очках достался американцам.
В отличие от фильмов, изображающих подобные обмены, этот, реальный, закончился дружескими рукопожатиями всех участников из спецслужб. Время уже было другое, внутреннее напряжение «холодной» войны спало. Но Шестаков вытворил нечто, не укладывающееся даже в эти широкие рамки. Увидев значок на лацкане ближайшего американца, он достал заранее припасенную сувенирную медальку с серпом и молотом и без всякого стеснения произвел обмен на память.
Всю обратную дорогу руководитель группы не уставал его отчитывать.
– Я ж вручил ему нашу символику, – оправдывался Шестаков. – А себе взял ковбоя на лошади.
– Прекратите детский лепет. Это точно такой же символ американского образа жизни. Кого мне навязали, что за самодеятельность?
По приезде Сиверов узнал, что напарник получил строгача. С самим Мишей Шестаковым свидеться не удалось. Их пути разошлись, чтобы пересечься второй и последний раз через три с лишним года.
Во всякой даже самой продуманной операции есть критический момент, когда все повисает на тонкой ниточке. Иногда таких моментов бывает несколько. В Праге первый из них случился тогда, когда сотрудники «Carrier» могли успеть захлопнуть дверь в броневичок. Пронесло… Обладатель ухоженной седой шевелюры остался стыть и твердеть на перепачканном кровью полу.