В общем, покидая мой кабинет, баронета Пфендельдорф была не просто восторженна, будущими перспективами, она парила на крыльях счастья, воодушевлённая не просто мечтой, а надеждой.
Уже в дверях, я остановил её:
— Генриетта Рудольфовна, ещё мгновение. Я полагаю, что титул баранеты для вас немного маловат. Поэтому, сдайте, пожалуйста, ваш документ и получите новый.
Генриетта, не ожидавшая от меня никаких гадостей, насторожилась. Однако книжечку свою, хранимую, как выяснилось, на груди, вероятно в лифчике, извлекла и протянула мне. Я принял документ, который тут же исчез, растворившись в воздухе. Зато в другой руке у меня уже появилась новая, где золотой вязью было выведено: "Баронесса Пфендельдорф Генриетта Рудольфовна, медик высшей категории царства Акардийского".
— С сегодняшнего дня вы баронесса. — Сказал я, вручая удостоверение врачу. — Кстати, Прокоп Егорович, будьте так добры, передайте и вы мне вашу книжечку.
— Так ведь я и так баронет? — Не понял наш главный полисмен, но книжку отдал.
— Держите. — Протянул я ему другую, где так же золотой вязью было начертано: "Барон Егоров Прокоп Егорович, министр внутренних дел царства Акардийского".
Закончили этот день мы грандиозной пьянкой, обмывая новые титулы.
Откровенно говоря, мне совсем не хотелось напиваться. Но так уж вышло. После первой рюмки мне стало как-то уютно, по-домашнему, что ли?.. Неторопливая беседа за столом ни о чём с людьми, приятными мне. Николай Никанорович, отказывающийся пить, Матвей Иванович слегка пригубивший, Егоров, принявший на душу полный гранённый стакан. И тут меня зацепило. Я стал доставать сначала одного, потом другого. В результате через пару часов мы так набрались… Откуда-то появились балалаечники, точнее один балалаечник и два гитариста, которые дружным трио принялись наяривать цыганочку. У одной из официанток проявился шикарный голос. Позже выяснилось, что она когда-то заканчивала музыкальное училище по классу вокала. Я, никогда в жизни не танцевавший, и даже понятия не имевший, как это делается, принялся лихо отплясывать с новоиспечённой баронессой, вальсировать с Алёной Саниной (чего я, честно говоря, на утро совершенно не помнил), водил хоровод из всех присутствующих на обеде. Нет, это уже был не обед, и даже не ужин. Это было празднество. Такого у нас ещё не было. В целом, всё прошло хорошо и очень весело. Сяомин, появившаяся в тот момент, когда мы с Николаем Никаноровичем пытались осушить по бокалу сока, выдавая всем напиток за вино, тут же попыталась отобрать у нас забаву. Но мы, смеясь, бросились от неё врассыпную. Тогда моя вторая жена, нет, первая, организовала аттракцион. Ну, тут уж все так навеселились, что чуть животы не надорвали от хохота. Последнее, что я помнил очень, ну очень смутно, моя попытка станцевать яблочко. Что там приключилось, мне старательно не рассказывали. Однако чуть позже я подловил официантку Ирочку, которая по большому секрету рассказала мне, что при первых аккордах танца моё величество попыталось пойти в присядку, но не удержалось на ногах и свалилось прямо в центре зала. Все сразу поняли, по храпу, раздавшемуся в тот же момент, что царь сильно устал. И потому, вызванные два дюжих охранника, на носилках из медцентра перенесли меня в апартаменты Сяомин, где и уложили отдыхать замаявшегося от государственных дел правителя.
Многим известно состояние человека, принявшего на душу накануне слишком большую дозу алкоголя. Поэтому слушать о том, как мне поутру было плохо, никому не интересно. Да и не так уж мне и было плохо. Просто состояние очень неприятное. Голова туго соображала. Вернее, вообще не работала. Сплошной "Туман-18", как писал один украинский письменнык. Качало меня. Пить хотелось неимоверно, а вот двигаться вовсе не хотелось.