— Может, ты все-таки дала ей деньги? Одолжила у кого-нибудь?
— Пусть накажет меня аллах, если вру! За всю жизнь вас ни разу не обманула, стану ли на старости лет грех на душу брать?
Воцарилась неловкая тишина. Рахиму сейчас больше всего хотелось встать и уйти. Но не мог он оставить стариков в таком состоянии. Он чувствовал вину перед этими несчастными стариками. Зачем? Зачем он приехал выяснять то, что, в сущности, теперь уже не имеет значения? Ведь они не знали ничего и ни в чем не повинны. Мунис все держала в тайне, никого не посвящала в свои дела.
— Извините, я не хотел…
— Вы не виноваты. — Убайдулла-ака покачал головой. — При чем тут вы?
— Я виноват, отец, — Рахим тяжело вздохнул. — Я очень виноват. Проглядел я Мунис.
Убайдулла-ака по-своему рассудил:
— Вы дали ей свободу, а она плохо ею воспользовалась. Сынок, не надо мучить себя. Вам тяжело, но мне во сто крат тяжелей. Я гордился, что у меня дочь красивая, образованная. Неделю назад лишился дочери, а сегодня лишился права гордиться.
Рахим удивился. Где этот старый человек находит мужество и добрые слова? Хотелось сказать ему в ответ что-нибудь доброе, чтобы утешить, да разве есть такие слова?
Рахим поднялся с места:
— Мне пора.
— Ох, что же это я, старая, и чаю не поставила? — засуетилась теща.
— Спасибо, мне не хочется. Надо успеть утром на работу.
— Я провожу, только как вы поедете? Рейсов-то сегодня на Ташкент уже не будет. Правда, в аэропорту обычно бывают такси.
— Поехали в аэропорт.
Действительно, долго ждать не пришлось.
Подкатило такси и, скрипнув тормозами, остановилось перед ними. Рахим открыл дверцу:
— В Ташкент поедем?
— Садитесь!
Уютный маленький Коканд погружался в темноту. Миновали несколько узких темных улиц и оказались на главном шоссе.
Рахим не заметил, как они миновали Пунган. Впереди сквозь фиолетовую темень проступали очертания гор. Когда Рахим ощутил обжигающий тело холод, понял, что они приближаются к перевалу. Рахим, поеживаясь, растирал руками плечи.
— На заднем сиденье пиджак, — сказал водитель. — Набросьте на себя.
Рахим послушался.
— Видно, очень спешите, что не захотели ждать утра? — полюбопытствовал водитель.
— Да. Срочно надо в Ташкент.
— Курите. — Он протянул пачку сигарет. — К часу ночи будем на месте.
Рахим хотел сказать, что не имеет значения, к какому часу они будут на месте, лишь бы успеть к началу рабочего дня, — дома его все равно никто не ждет. Но промолчал.
— Не проголодались? — спросил водитель, указав на чайхану. — Здесь и ночью можно поесть. Остановимся?
— Можно.
Оставив машину на обочине, зашли в чайхану.
Рахим занял место в углу. Чайханщик, проворный паренек, тотчас принес чай и кусковой сахар.
— Есть будете? — спросил он.
— Принеси два лагмана.
Шофер подошел, когда Рахим уже успел выпить пиалу крепкого зеленого чая. Приятное тепло разлилось по телу.
— Поедим и покатим дальше. Доставлю вас прямо к порогу вашего дома.
Паренек-чайханщик принес две полные касы лагмана.
— Здесь хорошо готовят, — заметил шофер. — Ешьте… Я очень люблю лагман. Моя покойная жена здорово его готовила.
Рахим удивленно взглянул на шофера. Ему, верно, и сорока еще нет.
— Четыре месяца назад умерла. Пятерых детишек мне оставила. Трое, можно сказать, уже самостоятельные. Школьники. А двое еще совсем младенцы. Один в детский садик ходит, другой в ясли. Что вы задумались? Ешьте! На свете, знаете, нет никого выносливей человека. Думал, умру с горя. Но взял себя в руки. Живу вот, и дети растут. А что было бы, если бы я раскис?.. Ну, что же вы не едите?
— Сыт уже.
Шофер отодвинул от себя пустую касу.
— Тогда поехали.
Рахим проникся симпатией к этому человеку. Ему тоже хотелось рассказать о себе, о своих страданиях. Он потерял не только любимую жену. Он веру в нее потерял, а это не менее тяжелая утрата. Но Хафиз, верно, прав: не следует говорить плохо о тех, кто ушел из жизни.
Луч света неожиданно выхватил из темноты белую скульптуру льва.
— Остановитесь, пожалуйста!
Машина резко затормозила у края дороги. Рахим вышел. Здесь он впервые увидел Мунис. Он и сейчас видел ее такой, какой она была тогда. Ветер теребит на ней платье. Обернулась, ослепительно улыбаясь. Стройная, красивая.
Он провел по лицу рукой. Видение исчезло. Перед ним на постаменте каменный лев с отбитой передней лапой. А вокруг тихо. Моросит дождь.