Он положил трубку, вошел в спальню. Постель не убрана. На бархатном пуфе возле трюмо лежит небрежно брошенная ночная рубашка. Пестрые коробочки, баночки, склянки на тумбочке зеркала — в беспорядке. На ковер просыпана пудра. Значит, куда-то собиралась, прихорашивалась. Причем, видимо, торопилась. Он вспомнил про фальшивый перстень, закатившийся утром под кровать. Нагнулся, чтобы достать. Перстня не было. Надела. Куда же она отправилась?
Рахим вернулся на кухню, вскипятил чай. Есть не хотелось. Выпил зеленого крепкого чая и стал просматривать свежие газеты. Но даже чтение не могло его отвлечь от тягостных мыслей. Прошло более часа…
Что же делать? Где она может быть так поздно? Уже одиннадцать. Беспокойство в нем росло. Хоть бы позвонила. Некоторое время Рахим неподвижно сидел у телефона, затем решил выйти на улицу.
Не спеша направился по улице Энгельса в сторону сквера Революции. Навстречу шли редкие прохожие. Он несколько раз прошелся по скверу, вглядываясь в прогуливающихся по аллеям людей. Нет, Мунисхон не было, ни одной, ни с подругами. Он поспешил домой, в уголке души теплилась надежда — а вдруг она уже вернулась? Квартира показалась опустевшей — Мунис не пришла. Он пересилил в себе чувство неловкости и позвонил Кариме.
— Нет. Ее нет у меня, — раздался недовольный сонный голос.
Ему вспомнились слова Мунис, брошенные утром вгорячах: «Мама права, надо уходить, пока не поздно…» «Неужели ушла? Но тогда она бы взяла свои вещи». Он распахнул шифоньер. Чемоданы стояли на месте. А может, в порыве гнева ушла, ничего не взяв? Но куда?
Он опять схватился за телефонную трубку. Часы показывали три минуты пятого. Телефонистка междугородной линии предупредила, что Коканд придется ждать час, не меньше. Голос у нее был пронзительный, неприятный.
— Нет, нет, сестренка! — взмолился Рахим. — Очень прошу вас, соедините сейчас. Это очень важно!
— У всех важно! — строго ответила телефонистка. — Иначе ночью не стали бы звонить.
— Пожалуйста, сестренка! — дрожащим от волнения голосом говорил Рахим. — Потерялся человек, понимаете?
— Ждите.
Саидов вздохнул, удобнее расположился на стуле. Захотелось курить. Дома он обычно не курил. А вот Мунисхон любила, когда муж затягивался дорогими сигаретами. Порой, как бы в шутку, закуривала сама. Невесть где она доставала «Филипс», «Кент» — импортные сигареты в яркой упаковке.
Рахим прошел в гостиную, взял с серванта пачку. Сломал спичку, другую, пока раскурил сигарету. У него дрожали руки. Вдруг тишину огласил неожиданный и потому показавшийся оглушительным звонок.
— Алло! Ташкент! — послышался уже знакомый голос телефонистки. — Вы заказывали Коканд?
— Да, да! Заказывал, — поспешно ответил Рахим.
— Соединяю.
— Алло, алло! Это вы, мама? — Но в трубке раздался хриплый мужской голос. — Отец? Это вы? Салам алейкум! Извините, что беспокою в неурочный час. Мунисхон не приехала?
— Куда? — недоуменно спросил тесть.
— К вам! К вам не приезжала?
— Нет, не была… Опять повздорили?
Рахим вынужден был обо всем рассказать.
— И вот приехал домой, а ее нет. Думал, к вам… — заключил он дрогнувшим голосом.
— Если приедет… отправлю назад.
— Что? — не расслышал Рахим.
— Говорю, всыплю ей как следует и отправлю назад.
А сейчас возьми себя в руки и успокойся. Ты же ее знаешь — не пропадет. Заночевала у какой-нибудь подруги, чтобы досадить тебе. Иди ложись спать. Похоже, ты чересчур расстроен. Как дела на работе?
— Спасибо, там-то все хорошо, — проговорил Рахим, немного успокаиваясь. Тесть — старый педагог. Любил своего зятя и чаще всего становился на его сторону. — Как только Мунис придет, я позвоню вам.
— Пусть сама позвонит.
— Ладно. До свидания.
Что и говорить, незавидное у него положение. Еще ни разу после ссоры Мунис не исчезала на всю ночь.
Его стал одолевать сон. Он облокотился на спинку стула и, положив голову на сложенные руки, закрыл глаза. Голова была тяжелой, точно с похмелья. «Где она может быть? Лишь бы ничего не случилось с нею…» Ему никогда не было так тяжело, как теперь. Нет, и раньше жизнь не слишком-то баловала его. Всякое пришлось испытать. Каких, например, усилий, каких нервов стоила ему учеба в институте. Приходилось после занятий работать, чтобы помогать семье. Он уставал — это сказывалось на занятиях. Однако Рахим Саидов считался одним из способных студентов. И вот, когда он добился кое-чего в жизни, когда, казалось бы, только жить да радоваться, Мунис заставляет его страдать.