За последние годы Чиж стал настоящим мастером по части устранения. В такой самооценке не было и тени хвастовства: понимая, что от этого зависит его судьба, он мерил себя самой строгой меркой и действительно не находил серьезных поводов для критики. По количеству жертв Чиж смело мог тягаться с любым маньяком, а на его след до сих пор не напали. Более того, его, скорее всего, и не искали: он слишком хорошо знал, на чем обычно попадаются серийные убийцы, и старался не повторяться. Все, кого он убил, этого заслуживали, а все, что он сделал до сих пор, было лишь подготовкой к главному делу его жизни. Этим делом был «дядя Саша»; дело обещало стать трудным и сложным, и поэтому Чиж не торопился: он не имел права на ошибку и должен был провернуть все с первой попытки.
Он долго разрабатывал план, попутно набивая руку на мелкой сошке вроде учителя музыки Серебрякова или этого программиста Нагибина. Ему было известно, как прятать улики, но знать и уметь – далеко не одно и то же. И он учился, на практике постигая премудрость, не изложенную ни в одном учебнике – вернее, изложенную, но как бы шиворот-навыворот: есть много книг, которые учат раскрывать преступления, но нет ни одной, которая учила бы раз за разом убивать людей и оставаться безнаказанным – не считая воинского устава, разумеется. Чиж накопил уже достаточно материала для такой книги, и иногда, потягивая перед телевизором пиво в редкий и оттого особенно ценный свободный вечерок, почти всерьез подумывал о том, чтобы ее написать – потом, когда все кончится. Вот только кончится ли это когда-нибудь, он, положа руку на сердце, не знал: на «дяде Саше» свет клином не сошелся, кроме него, есть и другие – много других… А тот, кто занят живой, практической работой, книг не пишет – это занятие для отошедших от дел пенсионеров и графоманов, которые ни на что стоящее не способны и потому описывают то, что сделано другими, а то и просто выдумывают разную чушь из головы.
Словом, Чиж медлил бы и дальше, потихонечку оттачивая мастерство и смакуя детали предстоящей расправы над горячо любимым родственничком, но буквально месяц назад на глаза ему случайно попалась информация, из коей следовало, что «дядя Саша» опять взялся за старое. Да и унимался ли он когда-нибудь по-настоящему? Скорее всего, нет, не унимался, просто в этот раз у него что-то не срослось, и шило чуть было не вылезло из мешка. Разумеется, ему, как обычно, все сошло с рук, на то он и держит при себе столько лет этого жирного ублюдка Фарино; он опять остался безнаказанным, опять обманом и подкупом вынудил мир лизать ему пятки, а это значит, что новое происшествие не заставит себя долго ждать. А новое происшествие – это еще одна сломанная судьба, еще одна загубленная жизнь, и хорошо, если одна…
Поэтому Чиж заторопился, и спешка, как и следовало ожидать, принесла нежелательные плоды в виде повисшей на хвосте синей «БМВ» пятой серии.
Выезжая на шоссе и направляя машину в сторону Москвы, он снова посмотрел в зеркало. «БМВ», естественно, никуда не делась, хотя ее водитель по-прежнему прилагал нечеловеческие усилия к тому, чтобы оставаться незамеченным. Чиж озабоченно почесал переносицу под дужкой очков. Здесь, на прямом и гладком шоссе, уйти от этого баварского чудища на немолодой уже «ладе» представлялось делом заведомо невыполнимым, но и тащить за собой этот хвост до самого дома Чижу не улыбалось. Справа по ходу движения показался обозначенный указателем с названием какого-то дачного поселка поворот на лесную дорогу, и он, не давая себе времени на раздумья и колебания, свернул туда.
Узкую, гладко заасфальтированную дорогу с обеих сторон обступил светлый, чистый, как комната после тщательной уборки, сосновый лес. Солнце пробивалось сквозь дырявый полог раскидистых крон короткими частыми вспышками, напоминавшими световую азбуку Морзе или то, как бьется пламя выстрелов на дульном срезе пулемета. И того, и другого Чиж в свое время насмотрелся досыта, поскольку срочную службу проходил в морской пехоте и до сих пор носил под рубашкой вылинявший и ветхий тельник – не купленный на рынке или в магазине, а тот самый, в котором демобилизовался из части. Со временем он начал считать эту тельняшку чем-то вроде талисмана, и это было, если разобраться, скверно: тряпка не вечна, она давно уже просится на помойку, и что он станет делать, когда его талисман окончательно придет в негодность, истлеет и расползется в клочья прямо на теле?