Вот, если бы мы жили в Охотске - здорово бы было. Нас бы тогда в школу, может, на автобусе возили, а не на вездеходе. Я однажды была в Охотске. Большой такой город и на гальку положены деревянные тротуары, по ним так удобно ходить. Там даже ресторан есть и трехэтажные дома, а в магазинах продают конфеты в коробках красивых. Я такие никогда в жизни не пробовала. Вырасту - обязательно куплю. А может, папа когда-нибудь приедет и купит. А в нашем поселке Новое Устье вообще в магазине ничего нет, кроме спирта и карамелек с вермишелью. А сейчас и спирт кончился, остался только одеколон "Светлана". Местные ханыги этот одеколон льют на улице на топор, все ненужное замерзает, а спирт стекает в тазик. И они его пьют.
Мама вчера привела какого-то ханурика её, он потом с ней спать остался, а когда мама заснула, он ко мне на кровать сел и стал меня гладить. Я все поняла и сказала, что я закричу. Он начал мне денег обещать и больно а руку ухватил. Тогда я вырвалась и убежала прямо в ночнушке к соседям, меня с Ленкой положили. Прямо дура какая-то, эта мамка, когда напьется. Спит и не слышит. А трезвая она все у меня прощения потом начинает деньги клянчить, которые сама же мне и дает на хозяйство.
Вот, если бы у меня был папка? Но папка сидит в тюрьме и пишет мне оттуда письма. И я его ни разу не видела, только на фотке. На фотке он в милицейской форме с большой собакой - ищейкой. Он работал Проводником служебной собаки, а по научному — инспектором-кинологом. А потом его за что-то из милиции уволили, потом он от алиментов скрывался, ничего нам с мамой на меня не посылал, а потом его посадили за что-то.
Я прочитал эту главку и отчетливо вспомнил этот Богом забытый поселок, свою Жанну, голенастую, серьезную, до дрожи любимую. Ядрена вошь, сколько я ей не писал уже?! Лет семь. Даже не знаю — жива ли?
Вышла секретарша.
— Вас ждут. Скажите, — она помялась, — это вы утром звонили?
— Что, обиделась? — не стал я темнить. — Извини, сорвалось. Понимаю, что тебе приходится оберегать начальство от всяких там. Просто нервы гуляют последнее время. А тут еще свою повесть под чужой фамилией встречаю. Знаешь, как обидно!
— Да нет, ничего, — с интересом посмотрела девушка мне в глаза. — А вы вправду сидели?
— Приходилось. Я прихватил недопитую бутылку с собой и прошел в кабинет. Директор оказалось жирным мужичком с хитрыми глазами и тройным подбородком. Он сидел у телефона, который звонил поминутно. Губы у него блестели, он вкусно курил, и не менее вкусно грыз зубочистку. Совещание, вынудившее меня ожидать приема, было, надо думать, содержательным и разнообразным.
— Значит, вы автор? — сказал он. — Что-то я вас не припоминаю.
Он хотел было что-то добавить, но телефон его отвлек. Он начал объясняться по поводу перечисления денег и поставок книг, а потом продолжил:
— Ну, и что бы вы хотели?
Даже интересно! Что может хотеть автор, увидевший опубликованным свое произведение под неизвестной фамилией и без его разрешения. И вообще, что это за манера! Ни представиться, ни руку протянуть. Следователь и тот сперва сигареткой угостит... Раздражение я пригасил глотком пива. Солидным глотком. Бутылка опустела, я поставил ее к ножке стола, достал сигареты.
Мы обычно тут не курим, — сказала сзади секретарша.
Я засунул сигареты обратно в плащ. Чего я, спрашивается, тут сижу, позволяю себя рассматривать? Как они, интересно, меня видят? Пожилой мужичок, явно пьющий, в самом дешевом джинсовом костюмчике из Турции... Единственной приличной вещью из небогатого гардероба, поскольку костюмчик новехонький, неодеванный... Несомненно, автор... Но, ежели промурыжить, то можно заплатить копейки... Бизнес, в их понимании, рыночная экономика...
— Так какие у вас к нашей фирме...— начал было директор, но очередной звонок его отвлек.
Я взял себя в руки. Вежливо, предельно лаконично изложил суть дела. Буквально в двух фразах.
— Мы должны подумать, с юристом посоветоваться, — сказали сзади. Шеф кивнул, поинтересовался:
— А вы захватили с собой доказательства авторства? Рукопись, публикацию?