— Доказательства предъявляют в суде, — сказал я. — Впрочем, достаточно сличить почерк письма, которым я сопроводил рукопись. И вообще. Вы прекрасно знаете, что автор я. Все эти ухищрения напоминают дешевый торг. Как на базаре. Я в своих правах и вам придется платить по самым высоким расценкам.
Я взял со стола листок бумаги, ручку. Написал крупно свои ФИО. Встал.
— Думайте. Я буду в Москве где-то с неделю. Пришлите мне деньги на Главпочтамт до востребование и письменное обязательство ни в коем случае без договора книгу не тиражировать, не переиздавать. Счастливо.
Я не дал ему опомниться, кроме того его сытая, довольная рожа вызывала отвращение. Слишком долго я бомжил, чтоб спокойно разговаривать с таким. Да и в лучшие времена, когда таскался по издательствам, печатался по мелочам, не стал бы я долго общаться с таким издателем.
Спустился по лестнице, вышел на улицу, побрел к метро. Слишком многое навалилось на меня за последние часы, истощенный организм не выдерживал, давал перебои. Следовало поспать, вообще отлежаться несколько дней. С отъездом успеется, отлежусь в гостинице. Пацаны будут таскать мне пиво и харч, а я буду лежать и смотреть телевизор. Или, лучше, видик. Надо сказать, чтоб взяли напрокат видик, да фильмов побольше...
Перед сном я размышлял о своем дружке Владиславе Потине, которого не видел лет 20, даже не знал, где он сейчас. Тот дом в Москве, где он жил, давно снесли. Последнее, что я о Владе слышал, это то, что он вконец спился и уехал куда-то на Север. Познакомились мы оригинально. Меня только перевели на новое место службы, на так называемую точку; в столовой я подошел к раздаточному окну за добавкой и не успел протянуть миску, как меня оттолкнул какой-то солдат.
Глава 9
Вчера
...Я служил уже третий год. После демобилизации стариков, буквально через месяц-другой, я сам становился дембелем и терпеть подобное отношение был не намерен. Только раз покажи слабинку в коллективе - за клюют. Поэтому я взял черпак и врезал им по голове нахала.
С таким же успехом я мог стукнуть его свернутой газетой. Парень задумчиво почесал ушиб и сказал медленно:
- Интересно. Тебя давно не били? Сейчас я буду тебя бить.
Он растопырил руки и пошел на меня. Парень был среднего роста, но широкий, почти квадратный. В нем чувствовалась ленивая мощь.
Я отступил, ударил его ногой в живот. Парень опять приостановился, почесал живот. Сказал:
- Очень хорошо. Я люблю, когда сопротивляются.
Он наступал, как медведь, отбрасывая столы, стулья, людей. Я еще пару раз достал его ногой и руками, но с таким же успехом я мог бить по стене казармы, если эту стену обтянуть резиной. Ощущение было такое же.
Прижатый в угол столовой, я заорал:
- Это нечестно! У нас разные весовые категории!
- А как честно?’ - спросил- нападающий.
- Предлагаю дуэль.
- Это интересно, - сказал парень, беря меня за плечи. Было такое ощущение, будто на плечи положили тавровую балку.
Мы вышли на улицу. Я предложил взять автоматы и уйти в лесок. Незнакомец согласился с удовольствием. В лесу мы разошлись на 20 шагов, договорились стрелять с руки, как из пистолета, вскинули автоматы и вы палили друг в друга.
Я отстрелил парню мочку уха, а он попал мне в голень правой ноги, оторвал кусок мякоти. После этого мы подружились, получили по десять суток гауптвахты, где Влад и разобрал от скуки стену. Майор Стукалин ночью, наверное, спал плохо. Но утром он выглядел оживленным. Оказалось, что он все же договорился с соседней частью насчет губы, о чем радостно сообщил мне. Я особой радости от этого со общения не испытал, но тем не менее заулыбался хоть отосплюсь от дежурств. В этом была доля правды, последнее время двухсменка совершенно выматывала.
Губа располагалась в танковой части, оформлявший меня старшина спросил:
- Чем это ты так комбату досадил? Минут двадцать нашего командира уговаривал тебя принять.
- Я его внебрачный сын, - сказал я серьезно. - Он нам алименты не платил с мамой, вот и пакостит. Не успел я разместиться в камере, как ко мне началось паломничество офицеров части. Всем было интересно посмотреть на жертву непорядочного отца. Зам полит же вообще отнесся ко мне сочувственно, долго расспрашивал, а потом сказал:
- А вы рисовать умеете? А то наш художник за болел, а в ленкомнате недооформлен стенд. Конечно, я умел рисовать. Гораздо приятней изображать работу в чистой ленкомнате, чем сидеть в мрачной камере. С утра меня выводили в часть, а вечером я приходил на губу спать.