Клим поманил щенка. Тот с опаской приблизился. Ардашев почесал его за ухом, и пёс потёрся мордочкой о ногу гостя.
— Признал! — обрадовалась мать.
— Можешь считать, что Гром принял тебя в нашу семью, — добавил старший Ардашев.
— Какие новости? Рассказывайте.
— Родитель твой имение в Медвеженском уезде продал купцу Дёмину, — горько вздохнула матушка.
— Да зачем оно мне? А в Ставрополе интересные дела намечаются. Завод собираются строить по производству земледельческих орудий. Я стал одним из пайщиков. И кое-что осталось на чёрный день.
— Ох и рисковый у тебя отец, — покачала головой Ольга Ивановна.
— Да что же мы стоим? Пройдём в дом, сынок. Посмотришь хоть какую комнату мы тебе приготовили. Вернее, даже не комнату, а кабинет!
Не успел Клим вступить за порог, как перед ним возник долговязый молодой человек с длинными редкими волосами, жиденькими усами и такой же бородкой. На правой стороне носа, чуть выше кончика, точно муха, взгромоздилась чёрная бородавка. Незнакомец был одет в серый подрясник и совершенно бос. Он протянул руку и сказал:
— Позвольте рекомендоваться — Ферапонт Благонравов.
— Клим! — ответил на рукопожатие гость.
— Ферапонт у нас обретается, в твоей комнате. Вторую кровать мы туда уже занесли. Вместе вам веселее будет, — сообщил отец. — Ты же не против?
— Нет, — выговорил Клим, сожалея в душе, что делить комнату придётся с незнакомцем, который напоминает дьячка. И эта мимолетная грусть, промелькнувшая на его лице, не скрылась от внимания молодого человека в церковном одеянии, который робко заметил:
— А может, лучше я съеду?
— Я тебе съеду! — погрозив пальцем, выговорил Пантелей Архипович. — Ни в коем случае! А кого я буду в шахматы обыгрывать?
— Сына.
— Ага, — почесав нос, недовольно буркнул старший Ардашев, — обыграешь его… Помнится, последний раз я ему ставил мат, когда он учился в пятом классе.
— Сынок, мы тебе не успели написать, — начала объяснять Ольга Ивановна, — Его преподобие, настоятель Успенского храма, был у нас на новоселье и пожаловался, что Ферапонтушке жить негде. Родитель твой предложил поселить его у себя без оплаты, но с одним условием: Ферапонт обязан играть с ним в шахматы, когда тот его попросит. Таков уговор. Азартными играми увлекаться ему вера не позволяет, а в шахматы — пожалуйста. Только выяснилось, что Ферапонт никогда шахмат не видел. Но отец от своего не отступил, учит его сим премудростям, а правильнее сказать — мучает.
— Ну уж ты краски, матушка, не сгущай. Нисколько я его не принуждаю. Он парень смышлёный. Духовную семинарию окончил с отличием и древнюю игру освоил быстро. Будет жить у нас, пока не обвенчается. Только после этого отец Афанасий имеет право рукоположить его в диаконы. Но вот загвоздка — достойной невесты у него на примете нет. Поэтому он и служит пока псаломщиком в Успенском храме и вполне успешно сражается со мной на шестидесяти четырёх клетках.
— Если бы успешно, — вздохнул Ферапонт. — Вы, Пантелей Архипович, без ферзя со мной играете, а я даже вничью ни одной партии с вами не свёл.
— Будет тебе, друг мой, прибедняться! — махнул рукой отец и вновь обратился к Климу: — Давеча я дал ему решить шахматную задачку — «Бегство Наполеона из Москвы в Париж», которую наш русский мастер Александр Дмитриевич Петров продемонстрировал петербургскому генерал-губернатору Милорадовичу в 1824 году.
— Мат в 14 ходов? Поле b1 символизирует Москву, h8 — Париж. Чёрный король, если я не ошибаюсь — Наполеон, а белый — Александр I? — спросил Клим.
— Ты её ещё помнишь?
— Белые кони это казаки Платова, диагональ h1 — a8 — река Березина, так?
— Точно! Так вот он уже на шестом ходу и «пленил» французского императора!
— А надо было на четырнадцатом, — улыбнулся Клим. — В том-то и смысл задачки. Петров, тем самым, намекнул Милорадовичу, что захватить Наполеона в плен можно было ещё при переправе через Березину по диагонали h1 — a8.
— Ох и память у тебя, сынок! Дай бог каждому! — похлопывая Клима по плечу, выговорил отец. — Ну хватит стоять в передней. Давайте за стол. А я в погреб, за кизиловой настойкой. Прошлогодняя. Самолично делал. Пока матушка на стол соберёт, мы по рюмашке и опрокинем.
— Я, достопочтенный Пантелей Архипович, пожалуй, водицы изопью, или чаю, если есть, — усаживаясь на свободный стул, чуть слышно вымолвил псаломщик.
— Ферапонт — ты же ещё не диакон и жить пока можешь, как любой мирянин. Ну зачем ты себя мучишь, а? — сокрушаясь, изрёк старший Ардашев. — Ведь даже Иисус на свадьбе в Кане Галилейской обратил воду в вино.