— Все сказал? С чего вдруг тебя понесло? Какая, blyad, нажива? Какой, yobany ро golove, акт вандализма, huy тебя разбери?! Отто, если его не починить — он сгниет здесь. Эствей совершенно однозначно выразились, что лучше его потерять. Никто его ЕС не отдаст. А теперь — думай сам. Или мы его объявляем своей собственностью, чиним и все такое — или он превращается здесь в атомарную пыль. Выбирай, Отто!
— Макс, Lecken Sie mir Arsch und seid gesund,[10] в следующий раз выражай точнее свои мысли, а? Будь так любезен. Я ж тебе чуть в голову не ударил, командир. — Отто насупился.
— Да ты мне даже слова вставить не дал, зараза. Завелся с полоборота, как породистый двигатель внутреннего сгорания.
— Извини, командир. Так что с «Ревелем»?
Макс пожал широкими плечами, почти прижимая их к голове:
— Да понятия не имею. Леон туда полтора часа назад где-то уехал, смотреть что да как. Он на связь еще не выходил, а мне не до того было. Я тут вообще-то записи «черного ящика» смотрел. Потом ты пришел. А остальное ты и сам знаешь, не до Леона было. Так. Стоп. Ты говорил про ребят с эсминца? Что с ними?
— Можно, говорю, размораживать, готовы. Приступаем?
— Да, пожалуй. Пошли, — и Заславский первым двинул к выходу из царства техников. Отто усмехнулся каким-то своим мыслям и пошел следом за командиром.
Выйдя из ангара техслужбы в длинный коридор, соединявший между собой девять основных помещений первичной планетарной базы, они направились в западный сектор, где находился медблок. По пути Отто вдруг отметил для себя, что никогда не задумывался над тем, сколько же в его душе «кнопочек», нажав на которые его так легко вывести из себя. Лемке было немного стыдно за вспышку беспричинного гнева, он понимал, что Заславский меньше всего хотел оскорбить своего подчиненного, да и скорее всего Макс ни на секунду не забывал о том, что в прошлом у этого подчиненного примерно такая же служба, как и у случайно найденных космонавтов с эсминца. Ровно по этим причинам Лемке и было немного стыдно. Но немного, поскольку если бы кто-то попробовал Отто разубедить в причинах вспышки, то с огромной вероятностью это было бы последнее деяние абстрактного «кого-то». Но легче от осознания немцу почему-то все равно не становилось.
Макс же шагал по коридору ровно и размеренно, и в голове его крутились совершенно другие мысли. О чуть было не случившейся ссоре с заместителем он уже забыл, вполне резонно считая инцидент исчерпанным. Долгая армейская жизнь майора в запасе Заславского М. В. никогда не тешила его возможностью подолгу переживать и раздумывать. Он привык действовать в рамках своей компетенции, выполнять поставленную задачу. А непонимание — такая штука, сегодня оно есть, завтра его нет. В конце концов не кисейные барышни, ага. Ровно поэтому мысли Макса уже галопом мчались по непаханому полю предстоящих задач, а именно разговора (или допроса) с размороженными, да и беседы с представителями Эствей, которые прилетят принимать колонию. Впрочем, с последними все казалось Заславскому ясным — вот колония, вот отчет по затраченным средствам и ресурсам, вот результаты, вот общая экономия выделенных средств и ресурсов. Пожалуйте, гости дорогие, а, пардон, уважаемые хозяева, принимайте работу. Все вопросы, если возникнут, можете изложить в письменном виде, а мы полетели потихоньку. Пора, тксзть, и честь знать. А вот с размороженными… Макс совершенно себе не представлял, что им говорить, а что нет…
Поднявшись на второй этаж медблока, где стояли криобоксы, Макс и Отто застали там Кая и Елену. Медик и биолог что-то обсуждали, склонившись над одной из анабиозных камер.
— Ну-с, что там у нас? — Макс с видом заправского доктора подошел к ближайшему криобоксу. Кай, при виде командира чуть ли не отпрыгнувший от Елены, тут же поспешил ответить:
— Здесь, мистер Заславский, все готово к пробуждению наших спящих. Пульс в норме, давление у всех в норме, отклонений не замечено. Состав крови приведен в норму, использована ультразвуковая центрифуга и ступенчатая гелевая фильтрация для выведения из крови замороженных различных продуктов распада.
— Стоп! Кай, подробности в письменном виде!