Я собралась с силами и прошла вперед.
Первое, что я почувствовала, это облегчение, так как женщины ― Юлии ― здесь не было. Но затем на меня навалилась смесь горести и обиды. Каждая клеточка моего тела наполнилась болью, когда я увидела отца, сидящего в центре дивана. Пары секунд хватило, чтобы разглядеть его лицо. Между бровями пролегла выраженная складка оттого, что он сильно хмурился. Губы плотно сжаты, скулы напряжены. Глаза сверлили перед собой экран выключенного телевизора.
Но все напряжение как рукой сняло, когда папа услышал, что я здесь.
― Алина, ― хрипло произнес он.
Мне захотелось плакать. Подойти к нему и кричать от обиды. Мне было больно видеть отца в таком состоянии, но я изо всех сил старалась сохранить ледяное спокойствие. Я отлично играла свои роли, поэтому мне не привыкать быть холодной и даже стервозной.
Папа убрал руки от лица и резко встал с дивана. Он собирался подойти ко мне, и действовал нерешительно. А я просто стояла у выхода из гостиной и не могла пошевелиться. Я не хотела, чтобы он начал говорить и извиняться. Вся моя мнимая уверенность мгновенно испарилась. Я поняла, что пока не готова к разговору о его лжи. Может быть, завтра.
― Я устала, ― только и сказала я.
Папа тут же остановился. Боль плескалась в его глазах, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не взвыть.
«Я ― Алина Воронова. Носить маски и быть не самой собой ― мое призвание» сказала я себе и направилась в свою комнату.
― Дочка, ― от мольбы голос папы надорвался, и я лишилась права выбора. Мои чувства все решили за меня.
― Почему ты мне ничего не говорил, папа? ― спросила я и развернулась к нему.
Папа сделал крошечный вздох. Его тело немного расслабилось, ― наверно от того, что я остановилась вместо того, чтобы бежать в свою комнату. О, я по-прежнему хотела сделать это, чтобы избежать боли, которую мне обязательно причинят папины объяснения. Но я не могла. Не могла потому, что не хотела причинять боль и ему.
― Я боялся, что ты воспримешь Юлю в штыки, ― ответил папа.
Я хотела попросить его не произносить ее имя, но не стала этого делать.
― И поэтому молчал? ― я недоверчиво фыркнула. ― Как долго вы встречаетесь?
Судя по тому, какая вина отразилась на лице моего дорогого отца, я поняла, что ответ меня шокирует.
― Год, ― еле слышно произнес он, но я сумела расслышать.
Год.
Год неведения.
Год обмана.
Я закрыла глаза, позволив чувствам одержать над разумом вверх.
― Год, ― шепотом повторила я.
Как я не могла заметить этого? Теперь я понимаю, куда он постоянно отлучался. Это не работа все время отнимала его у меня, а женщина по имени Юля.
Лучше бы я все-таки делила его с работой.
― Как ты мог, папа? ― не открывая глаз, вопросила я.
Паника медленно окутывала меня, и я боялась сорваться. Мне было больно и обидно. Я не знала, чем заслужила такое недоверие с отца.
― Прости меня, Алина, ― голос папы надломился от боли. Я распахнула глаза, чтобы посмотреть на него, но его образ был неясным. Все плыло и кружилось. В ушах гудело, голова раскалывалась, и ложь отца проделывала дыру в сердце.
― Что я такого сделала, папа, за что ты так не доверяешь мне? ― спросила я с нотками истерики. ― Почему ты сразу мне не сказал о том, что начал встречаться с кем-то?
― Я боялся ранить тебя, ― опустив голову, сказал он.
― А сейчас мне, думаешь, не обидно? ― воскликнула я. Злость быстро затуманила мой рассудок, и я завелась, больше не в состоянии сдерживаться. ― Сначала мама предала нас! Ушла к другому! Уехала за тысячу километров от меня! А теперь ты… Может быть, ты тоже бросишь меня, как она сделала это пять лет назад? ― я с трудом отдавала отчет тому, что говорила. С языка слетало все, что приходила на разгоряченный ум.
― Перестань, Алина, ― папа резко поднял голову и наградил меня суровым взглядом.
― Не перестану! Я устала молчать! Устала делать вид, что меня радует твое вечное отсутствие! Устала оттого, что ты постоянно откупаешься от меня деньгами! Мне не нужны твои деньги! Мне не нужно ничего из того, что я имею! Я просто хочу, чтобы вы с мамой снова были вместе! Я хочу назад свою семью! ― и я заплакала.
Я только что сказала папе то, что терзало меня все это время, так почему не стало легче? Он стоял у дивана, широко раскрыв глаза, и не знал, что сказать. Папа утратил дар речи. Мое тело сотрясалось от рыданий. Сейчас моя душа была открытой, и туда просачивалась боль из внешнего мира. Я открылась папе, и за это получила боль.