"Ты похож на старую Зерге, Аджухам, но место пророчицы бед уже занято", ‑ подумал Регарди и, взмахнув рукой, растворил мальчишку в воздухе.
‑ Вставай, Арлинг! ‑ потребовал Даррен. ‑ Не думай, что скроешься от меня. Поднимай шпагу и дерись. Наша дуэль еще не окончена. Что значит, ты ослеп? Ищешь предлог, чтобы оправдать свою трусость? Я считаю до двух и иду к тебе сам. Раз и... два. Вот и все. Ты мертв, Регарди.
Пробуждение было похоже на укус септора. Плавно и нежно Арлинга вытащило из мира сна, где его глаза не были бесполезными придатками, в мир запахов и звуков, которые нужно было складывать в одно целое, чтобы "увидеть". Собранный таким образом мир не всегда получался зеркалом настоящего. Пропущенный по невнимательности кусок мозаики заставлял не только спотыкаться и падать. Ошибки были смертельны. Иман говорил: "Если можно научить осла танцевать газаят, почему нельзя научить слепого делать сальто?". Последние годы Арлинг бессчетное количество раз кувыркался в воздухе, но лучше "видеть" мир от этого не стал. Халруджи остался слепым. Жизнь в мире образов, рожденных из того, что он услышал, понюхал или потрогал, со временем все больше казалась лишенной смысла.
Наконец, Регарди очнулся. Он не помнил, сколько пробыл без сознания, но ему казалось, что минула вечность. Не шевелясь, Арлинг прислушивался к тому, что рассказывали ему чувства. Словно лазутчики в тылу врага, они тайно проникали повсюду, собирая по крупице информацию для своего господина. Опасности не было. Это была главная и самая важная новость. Ладони заскользили по влажной гладкой поверхности. На тюфяк с гнилой соломой она не походила. Скорее, напоминала шелк намокшей от пота простыни. Обоняние подтвердило догадку. Действительно, пахло потом и еще многими другими запахами, которые не могли принадлежать камере балидетской тюрьмы. Где‑то рядом благоухали лилии и спелые финики, остро пахли травяные настои и мази. Благовония из потухшей курильницы у окна источали слабый аромат сандала и розы. Массивная кровать пахла загадками тех, кому давала покой до него. С тяжелого балдахина сверху срывались пылинки и попадали в плен солнечным лучам, добавляя к их запаху особый аромат старости и пустоты. Обилие ткани на стенах и окнах, краска на потолке, расписанного фресками, мраморная плитка на полу и тонкие ароматы незнакомого хвойного дерева, из которого была сделана мебель, подчеркивали богатую обстановку комнаты, которая могла принадлежать особняку знатной семьи или дворцу. Например, Дворцу Торговой Гильдии Балидета. Проклятые лилии. Их тяжелый, сладко‑горький запах мешал сосредоточиться. Тот, кто догадался принести их в комнату, совершенно не имел нюха. Или сделал это нарочно.
Арлинг не спешил. Тщательно изучив запахи комнаты, он призвал на помощь слух. Вокруг было мертвое царство тишины и покоя. "Это из‑за того, что закрыто окно", ‑ догадался он. Теперь стало понятно, что его так раздражало. О стекло билась муха ‑ монотонно, ритмично, глупо. Поднималась к верху окна и стремительно падала вниз, проезжая телом по гладкой поверхности. Ее бросало из стороны в стороны, но она с завидным упрямством начинала все сначала. Муха искала выход там, где выхода не было. Наверное, она тоже была слепой. С улицы слабо раздавался шум фонтана и голоса драганов. Они жаловались на утреннюю жару и ждали, когда их сменит дневной патруль. Один из драганов влюбился и собирался жениться на кучеярке по имени Хазара. У нее были тугие бедра и самая большая грудь в мире. Она храпела во сне, зато красиво пела. Не узнав ничего интересного, Арлинг заставил себя вернуться в комнату. Назойливо жужжала муха. Дурманяще пахли лилии. Он уже их ненавидел.
Убедившись, что каким‑то чудом вместо тюрьмы, оказался в покоях Дворца Торговой Гильдии, Арлинг прислушался к собственному телу. Оно давно требовало внимания. Ему было жарко, но не от солнца, нагревающего комнату через окна, и не от духоты, которая сожрала весь свежий воздух, заставив его истекать потом. Регарди горел, словно его поджаривали на раскаленных углях. Стоило ему пошевелиться, как пламя вспыхнуло с новой силой. Пальцы послушно согнулись в кулак, но в плечи немедленно впились зубы септора. На миг ему показалось, что он до сих пор обвит сухим, горячим змеем, но иллюзия быстро развеялась. В комнате он был один.
Облизнув губы, халруджи сморщился от горечи. Все тело покрывала вязкая слизь ‑ очевидно, лекарство. Его не только пощадили, но, похоже, старались вылечить. Он не знал ни одной причины, зачем драганам это было нужно. Вряд ли Маргаджан испытал внезапный приступ сострадания. В милосердие драганов Арлинг не верил. Уже давно.
Ноги с трудом сдвинулись к краю постели и рухнули вниз, увлекая его за собой. Впрочем, упасть ему не дали.
‑ Тебе еще нельзя вставать, ‑ сказал Маргаджан, подхватывая его за плечи. Управитель так бережно положил его обратно, будто Регарди был глиняным горшком, который слишком долго находился в печи и теперь мог разбиться от любого прикосновения.
"Да, халруджи, ничего не скажешь, хорошо ты изучил обстановку", ‑ с сарказмом подумал Арлинг, безучастно принимая помощь. Пусть Маргаджан лучше думал, что он совсем не мог шевелиться. Проклятые лилии. Наверное, Управитель стоял рядом с ними, и они заглушили его запах. Бессилие духа пугало сильнее бессилия тела.
Тем временем, вокруг появилось на удивление много драганов. Не военных. Они ходили слишком громко, не носили оружия и пахли лекарствами. Регарди показалось, что Управитель созвал всех штабных лекарей сразу. Вору и убийце уделялось слишком большое внимание.
‑ С ним все хорошо, господин, жара нет, ‑ сказал кто‑то, ощупывая его, словно кусок мяса. ‑ Если пришел в себя, значит, будет жить. Не давайте ему пить, еще нельзя.
‑ Отлично. Оставьте нас.
Шаркающие шаги удалились. Снова наступила тишина, которую нарушало его дыхание и бестолковое жужжание мухи. Из‑за нее не было слышно Маргаджана. Управитель по‑прежнему стоял рядом с чьей‑то дурацкой заботой ‑ букетом лилий. Возможно, он делал это специально, чтобы оставаться незаметным для него, слепого.
Черт возьми, как же жарко. В голове еще гремели барабаны септории, ноздри обжигал горячий воздух. Ему казалось, что он лежал не в комнате, а посреди барханов под полуденным солнцем. Управитель должен был истекать потом, но халруджи совсем не чувствовал его запаха. Ничего кроме проклятых цветов.
‑ Откройте окно, ‑ слова вырвались против воли, и Арлинг поспешно сжал зубы, чтобы не попросить еще и воды.
‑ Пока нельзя, ‑ отозвался Маргаджан, словно ждал, когда он заговорит первым. ‑ Потерпи, яд септора еще не вышел. На свежем воздухе тебе станет хуже.
"Какой ты заботливый, сукин сын. Попробуй только подойти ближе".
Словно в ответ на его мысли, Управитель отошел от вазы с лилиями, и Арлинга сразу накрыло волной исходящих от него запахов ‑ крепкого табака, уличной пыли с сапог, вина и мази, которая покрывала Регарди с ног до головы. "Правильно, ведь он меня трогал, когда поднимал с пола", ‑ нашел объяснение Арлинг, настороженно прислушиваясь к движениям драгана. Запахи не сообщили ничего интересного.
‑ Не узнаешь меня? ‑ спросил Маргаджан, присаживаясь рядом.
Поразившись такой беспечности, Регарди не стал медлить. Он уже давно решил для себя, как должна была закончиться миссия Беркута. Лицо Управителя находилось прямо над ним ‑ его рассматривали. Быстро выпрямив руку, Арлинг крепко сжал горло драгана, не замечая боль, которая пронзила тело от резкого движения. Покрытые мазью пальцы скользили, но он запретил им разгибаться, заставив окаменеть. Это был его последний шанс. Рука Маргаджана дернулась к поясу, но Регарди на секунду опередил его, выхватив кинжал из ножен на поясе драгана и приставив острие к его животу. Сейчас ошибок быть не должно.
‑ Где Сейфуллах? ‑ прошипел он, глотая горькую мазь, которая, смешиваясь с потом, струилась по лицу.
‑ Дома... отпусти... ‑ прохрипел Управитель, не делая особых попыток вырваться. "Правильно, лучше не искушай меня", ‑ подумал Арлинг, заставляя Маргаджана опуститься на колени рядом с кроватью. Драган хрипел, но Регарди не ослаблял хватки, лишь изредка позволяя воздуху проникнуть в горло врага. Пока он был нужен ему живым.