***
Омут беспокойного сна, в который халруджи провалился после встречи с Дарреном, отпускал неохотно. Странные видения сопровождались волнами боли, которые расползались от правого плеча, подобно струйкам лавы. Иман хмурил брови и недовольно постукивал пальцами по колену. Регарди терпел. Сейфуллах смеялся. Арлинг сжимал зубы и проглатывал боль. Хамна презрительно улыбалась. Он с ненавистью бросался на нее, но сжимал в руках лишь бесплотный мираж.
Ароматы курильниц и свежих цветов ‑ уже не лилий, а сладких бутонов туберозы, тягучие шлейфы травяных настоек и лекарств, жар свечей, плотно закрытые окна, мягкий свет сикелийской луны, слабое жужжание мошки под потолком, невыносимая духота... Регарди очнулся в той же комнате во дворце. А ведь ему только что снилось, будто он давным‑давно сбежал отсюда. Может быть, Даррен тоже был сном? Но нет, бывший друг был самой настоящей правдой. Такой, которую долго ищешь, но которая находит тебя первой, оказываясь горькой пилюлей вместо пиалы сладкого шербета.
Арлинг не знал, сколько прошло времени, но чувствовал себя лучше. Голова не кружилась, зуд исчез, а мышцы налились силой. Он лежал нагим на сухих простынях, но при такой жаре любая одежда была бы пыткой. Внимание халруджи привлекли финики у вазы с цветами. Во время разговора с Маргаджаном они еще источали сочный аромат свежих фруктов, сейчас же едва пахли, превратившись в сморщенные камни. Значит, он проспал не один день.
Регарди осторожно повернул голову, чтобы лучше слышать человека, который стоял у стола спиной к нему и перебирал какие‑то склянки. Это был всего лишь старик. Сиплое дыхание, кряхтение и покашливание, но, самое главное, запах, не оставляли сомнений. Старики всегда пахли по‑особому, даже самые чистые и ухоженные. Едва уловимый дух смерти и ее ожидания нельзя было спутать ни с чем. А от этого старика еще и воняло так, что Арлингу хотелось зажать нос руками. Похоже, человек не мылся с рождения, а штаны не менял с тех пор, как встал на ноги. И это был драган ‑ старый, вонючий драган, который неизвестно что делал с ним в этой комнате.
Тем временем, старик опустил руки в таз и принялся не спеша полоскаться. Похоже, мыл какие‑то инструменты. В воздухе разлились запахи сажи, жира и крови. Свою кровь халруджи отличил бы даже с заложенным носом. На ум пришли самые разные мысли о том, чем мог заниматься старик, но все они отдавали легким душком бреда.
Убедившись, что в комнате больше никого нет, Арлинг соскользнул на пол. Как он ни старался, бесшумно подняться не получилось. Ноги предательски подогнулись, но ему удалось схватиться за край кровати и не упасть. К его счастью, старик оказался глуховат. Если бы в комнату ворвался отряд диких керхов, он все равно бы ничего не заметил, поглощенный своим занятием. Извлекая из воды тонкие, похожие на ножи, предметы, старый драган по очереди протирал их сухой тряпкой и аккуратно раскладывал по коробкам, от которых пахло деревом, таким же старым, как и их хозяин.
Наконец, Регарди почувствовал, что может доверять своему телу, и, оторвавшись от кровати, осторожно пошел вперед. Это были не лучшие шаги в его жизни, но он был счастлив. Получилось почти не слышно, старик даже не шевельнулся. Подойдя к нему сзади, Арлинг погрузился в плотный шлейф вони из запахов золы, жира и смолы неизвестного хвойного дерева. Ими пахли разнообразные склянки и колбы, таз с водой, странные приборы, но больше всего ‑ сам старик. В голове мелькнула мысль задать драганскому колдуну вопросы, но за дверью слышались голоса стражи, и он решил не рисковать.
Усыпить старика оказалось проще, чем заставить себя надеть его одежду. Она была заскорузлой и жирной от грязи, но в ней было несколько преимуществ. Полы рубахи волочились по земле, полностью скрывая фигуру, а у верхнего халата имелось подобие капюшона, которое Арлинг поспешно натянул до глаз. О том, что он делает и зачем, халруджи не думал. Сбежать из дворца от прошлого? Скорее отправиться на поиски Дороги Молчания, пока у него еще оставалось мужество?
Старик был легкий, но, взяв его на руки, Регарди едва не загремел на стол с посудой. Шатаясь, словно перегруженный соляными тюками дромадер, он с трудом дотащил ношу до кровати. Яд септора забрал у него гораздо больше сил, чем казалось.
Накрыв старика одеялом, Арлинг задумался. Сбежать через окно было заманчиво. Но он еще помнил смерть Беркута и странный взгляд, который задержал его при побеге из дворцаОхрана Маргаджана погубила сильнейших людей Балидета. Сейчас Арлинг к ним и подавно не относился. Оставалась дверь. План был прост, но не гениален. Он найдет кухню с погребом и проберется в школу имана по секретному лазу. Не зная, чего ждать в коридорах ночного дворца, Регарди сунул в карман пару предметов, которые мыл старик. Торчащие из деревянных стержней лезвия были отличным оружием.
Согнувшись и изображая стариковское шарканье, халруджи толкнул дверь и вышел в коридор.
"Голову не поднимать. Дышать громко и медленно. Ты старый и тебе трудно двигаться. Два драгана справа и один слева ‑ смотрят в твою сторону. Вооружены мечами, но расслаблены. Кивни им. Вот так. Еще четыре воина у стены играют в кости. У этих только ножи. Два мечника в конце коридора, еще четверо поднимаются по лестнице. Проклятие, да здесь целый отряд. Спокойно, к тебе идут. Остановись, покряхти сильнее. Так хорошо, только не переиграй. Если узнают, бежать придется быстро, а на это ты не способен".
‑ Закончил?
"Это тебя спрашивают. Снова кивни ‑ только медленнее. Ты проделал важную работу и чертовски устал. Местная жара сводит тебя с ума, и ты идешь на кухню, глотнуть перед сном пшеничного пива, ведь здесь его варят лучше, чем дома".
"А ты помнишь вкус драганского пива?"
"Нет".
"Тогда, зачем придумываешь?".
Охрана оказалась нелюбопытной. Арлинг благополучно добрался до лестницы и, пропустив мечников, принялся с кряхтением спускаться вниз. Его не окликнули. Попав на второй этаж, Регарди прибавил шагу. Если старый колдун проснется до того, как он доберется до подвала, придется несладко. Драганов в коридорах стало заметно меньше, но халруджи не рисковал и, где удавалось, прятался. Пока что ему везло. Там, где прятаться не получалось, он медленно проходил мимо караула, но его по‑прежнему не трогали. Зловонное одеяние старика служило хорошим пропуском.
К тому моменту, когда халруджи добрался до комнаты с балконом, где спрятал прах Беркута, он почти оглох от собственной вони. Ему казалось, что стариковский запах въелся в него до костей. Зато притворяться приходилось все меньше: ноги подгибались, дыхание сбилось, голова превратилась в стальную болванку и тянулась к полу. Как никогда, Арлинг чувствовал себя старым. Раньше ему с легкостью удавалось забывать о потребностях тела, но сейчас они настойчиво отвлекали его. Чертовски хотелось пить. И есть тоже.
Комната была пустой. Но он все равно долго принюхивался и прислушивался на пороге. На балкон Регарди вполз на четвереньках. К акробатическим трюкам он был не способен, а любое столкновение со стражей окончилось бы не в его пользу. Сверху изредка доносились голоса драганов. Они ждали смены. От свежего воздуха у него закружилась голова, но ночной ветер бодрил и возвращал к жизни.
Корзины с прахом Беркута на площадке не оказалась. Наивно было полагать, что ее оставили бы здесь специально для него. Корзина ‑ важная вещь в хозяйстве. Ее мог забрать проходящий слуга, или какой‑нибудь драган сложил туда свои вещи и сунул в общий обоз. А еще она могла свалиться вниз. От ветра.
Вжавшись лицом в перила, Арлинг жадно вдохнул ночной воздух. Его грызла досада. Не слишком ли много неудач за такой короткий период времени? Треснув кулаком по гладкому камню, он почесал зудящее плечо и пополз обратно в комнату.
Порыв ветра сердито дунул в спину, развеяв занавеси и окутав его облаком пыли с балкона. Регарди уперся в корзину почти носом. Кто‑то затолкал ее в угол, спрятав за шторы. Не иначе, как радивая служанка. Эта версия нравилась ему больше остальных. В таинственных духов не верилось. Когда Арлинг потянулся к крышке, его руки тряслись, словно у старика. Но внутри по‑прежнему лежало то, что он успел отвоевать у балидетского ветра ‑ мертвый, несчастный Шолох. Нет, только не несчастный. Беркут умер достойно, как воин, не отворачиваясь от смерти. Там, на Дороге Молчания, Регарди тысячи раз пожалеет, что не присоединился к нему, когда была возможность. Он осторожно ссыпал останки друга в карман.