— А она не могла остаться в живых? Чего на свете не бывает.
— Исключено. Чудом спасшаяся француженка сказала, что видела Эйлис за несколько секунд до взрыва. Эйлис стояла там, где я ее оставил, практически в эпицентре.
Марк никому не говорил, что потратил две недели на изучение бесчисленных отчетов и показаний свидетелей в надежде, что Эйлис все-таки успела выбраться. Нет. Не успела.
— Прости меня, — сказал Джайлс. — На следующей неделе премьера. Ты будешь?
— Нет. Я улетаю в Австралию. — Марк умолчал о том, что специально приурочил свою поездку к премьере. Смотреть спектакль, которому Эйлис отдала столько сил, — это уж слишком.
Простившись с Джайлсом, Марк вошел в директорский кабинет. Он закрыл за собой дверь, но свет включать не стал. Он постоял, прислонившись к двери, думая о том, что почти физически чувствует присутствие Эйлис в этой комнате. Вот он включит сейчас свет и увидит ее за столом, склонившуюся над бумагами. Она поднимет на него глаза и засияет улыбкой — улыбкой, которую он так любил.
Щелкнув выключателем, он осветил пустой кабинет. Почти пустой: свернувшись в тугой клубок, на кресле Боба спала Ти-Эс. На столе Эйлис в коробке спал котенок.
В начале января, вернувшись в Лондон из Уиндем-Хилла, они с Эйлис первым делом отправились в театр проведать котят. Ночной дежурный сказал им, что все котята проводят время в кабинете, кроме рыжего сорванца, который все время норовит пробраться в гримуборные. Они назвали этого котенка Гу.
Спустив Гу на пол, Марк принялся разбирать стол Эйлис. Вот маленькая фотография. Кто-то щелкнул Эйлис вместе с Ренатой и Линдой возле «Дайкири у Дика». Марк все глядел и глядел на трех женщин, смеющихся весело, как школьницы. На фотографии Эйлис была в памятном ему красном купальнике-бикини. Ветерок, налетающий с моря Кортеса, треплет ее золотистые волосы.
Марк выдвинул ящик стола. Там оказалось семь шоколадок. Он положил их на стол Боба.
Следующий ящик был пуст, если не считать синего, скрепленного спиралевидной проволокой блокнота. Очередная тетрадь с идеями, решил Марк, листая блокнот. Такие тетради для Эйлис были самое-самое главное. Стоило ей задумать что-нибудь новое — роман или пьесу, — как возникали бесчисленные идеи, которые надо было срочно записывать. Наверняка такой же блокнот был у Эйлис в кейсе, который он ей подарил.
От этой мысли Марка пробрало холодом. Тысячи раз говорил он себе, что случившееся, может быть, и к лучшему. Она умерла мгновенно, не успев ничего понять. Страшно представить себе, что могли бы сделать с ней эти солдаты, в чьих руках она очутилась! И все же невыносимо тяжело знать, что никогда больше не впорхнет она в этот кабинет, веселая, говорливая, смеющаяся, брызжущая идеями...
Он еще раз перелистал блокнот, на этот раз с конца. Внимание его привлекла одна захватанная страница. В две колонки там были записаны какие-то имена под общим заголовком — «Кимброу». В одной колонке стояло: Элисон, Памела, Джулия, Лорен, Шерри. В противоположной — Джеффри, Росс, Блейк, Винсент, Тимоти. «Лорен» и «Росс» были обведены красным. И вдруг его осенило: она подбирала имена их будущим детям! Марк с трудом проглотил комок в горле и погладил пальцем имена. Значит, Росс и Лорен. Мальчик и девочка. Они ведь решили, что детей будет не меньше двух. Оба они всегда страдали, что были единственными детьми. Лорен и Росс.
Он бросил блокнот в ящик, чувствуя, что если будет думать об этом дольше, то не выдержит, и заставил себя продолжить разборку вещей. На вешалке в углу он нашел три забытых зонтика и шерстяную фуфайку. Складывая фуфайку, он ощутил слабый аромат жасмина и полевых цветов. Номер 9135 от «Флорис», любимые духи Эйлис. Он вспомнил, как заказывал эти духи, как послал их Эйлис вместе с атташе-кейсом после ночи в Торки. «Господи, что это была за ночь! Спасибо тебе за то, что воспоминаний мне теперь хватит до конца дней».
Аккуратно положив фуфайку сверху, Марк оглядел комнату. Что бы еще ему отсюда взять? Больше брать нечего.
— Идем, Ти-Эс! — сказал Марк, поднимая спящую кошку и сажая ее в коробку. — В Уиндем-Хилле тебе понравится.
Решив, что это новая игра, Гу бегал от Марка и никак не давался ему в руки. Наконец удалось загнать его в уголок.
— Вот теперь не убежишь, — сказал он, сажая котенка в коробку рядом с матерью.
С коробкой в руках Марк подошел к двери, неловко повернулся, чтобы в последний раз оглядеть комнату, прежде чем выключить свет и постоять немного в темноте.
«Ты — это лучшее, что было у меня в жизни».
Глава 39
Молчаливый, как гробница фараона, освещаемый блеклыми лучами сквозь щели худой крыши, пакгауз был выстроен в форме буквы L. Снаружи послышались шаркающие шаги. Это не может быть Брэд. Неужели их обнаружили? С продовольствием в округе становилось плоховато — кто-нибудь вполне мог попробовать разжиться съестным, заглянув в заброшенный пакгауз.
Пройдя на цыпочках туда, где лежали их нехитрые пожитки, Эйлис взяла ружье. Неизвестный у двери подергал замок, но тот, разумеется, не поддавался. Шаги медленно удалялись, и Эйлис, облегченно переведя дух, опустила на землю тяжелое ружье, прислонив его к мешку с рисом. «И все-таки скоро нас найдут, — садясь, подумала она. — Хотя нам невероятно повезло, что мы не погибли, когда повстанцы взорвали аэропорт».
В сотый раз за последние пять дней в мозгу ее зажужжали воображаемые кинокамеры, с тошнотворной отчетливостью разворачивая перед глазами картины, и, как всегда, грудь сжало холодом при воспоминании о том, как несли в самолет Марка.
— Шевелись, шевелись! — приговаривал солдат, тыча в спину Эйлис ружейным прикладом.
Впереди нее под прицелом трех автоматов вели Брэда. Эйлис оглядывалась, ища глазами Герберта, но тот все еще стоял возле пропускного пункта, споря с офицером. Внезапно что-то оглушительно грохнуло, здание покачнулось, стекла вылетели, и полетели острые, как иглы, осколки. Эйлис бросилась на пол, прикрывая голову сумкой. Она увидела пылающее здание аэропорта местных линий через дорогу от них. От взрыва вылетели стекла и в международном аэропорту, где они находились, и в здание полз дым. Перекрывая истерические вопли перепуганных пассажиров, раздавались резкие гортанные выкрики арабских военных, отдающих команды. Их конвоиры кинулись к своему командиру, стоявшему с Гербертом Расселом. Эйлис увидела Брэда — он пробирался к вышибленной взрывом двери. Подгоняемая паническим ужасом, она тоже поползла на четвереньках по усеянному стеклянными осколками полу. Когда Брэд шмыгнул в пробоину от взрыва, образовавшуюся в стеклянной двери, Эйлис последовала за ним.
Снаружи метались арабские солдаты. Они сновали взад-вперед, им не было до нее ни малейшего дела. Она побежала. Ужас подсказывал ей держаться Брэда. За ее спиной раздался мощный взрыв — это взлетело на воздух здание международного аэропорта, из которого она только что выбралась. Брошенная на землю взрывной волной, оглушенная, она ловила ртом воздух, с ужасом наблюдая, как то, что недавно было аэропортом, превращается в печь крематория. Вот с треском рухнула крыша, и рядом с ней, совсем близко, взвился столб пламени и удушливого дыма. «Каково это — умирать? Наверное, больно. Как страшно кричат эти несчастные, оставшиеся внутри! Господи, не дай мне умереть!»
Через силу она поднялась: инстинкт самосохранения гнал ее вперед. В густом дыму она еще различала дорогу и вдруг увидела фигуру Брэда, которую в следующую же секунду заволокло дымом. «Брэд! Брэд!» — услышала она собственные крики.
Брэд бежал не оглядываясь и вдруг остановился, вжавшись в стену какого-то склада. Эйлис по инерции пробежала мимо, но Брэд поймал ее за руку. Плечо пронзила острая боль, когда он, чуть не вывернув Эйлис руку, притянул ее к стенке и зажал ей рот.
— Заткнись! Видишь, что делается?
Адское пламя пожара, заставлявшее вспомнить картины Второй мировой войны, вдруг высветило стоящий джип, охраняемый всего одним солдатом.
— Не бросай меня! — прошептала Эйлис, когда он отнял руку от ее рта.