«А все-таки они профессионалы, — признал Кистофф, набирая номер аэропорта. — Но контроль необходим даже и за ними».
— Кстати, давно хотеть вас спросить, — поинтересовался Джон, когда дело уже было сделано. — А откуда есть этот ваш… псевдоним? Ну, Фред.
— А если я скажу, что это — военная тайна, вы на меня обидитесь?
— Нет, что вы! — воскликнул Кистофф. — Это есть такой… как это будет? Любопытство, да? Но если тайна, то…
— Да ведь проблема в том, что тайны никакой нет, — водитель искоса взглянул на него. — Я взял его от балды. Знаете такое выражение? Нет? Ну, объяснить его очень сложно…
Солнце немилосердно припекало. Правая рука, попавшая под тяжелое тело, затекла и отказывалась подчиняться. Где-то на самом краю сознания непрерывным гулом гудели голоса.
Шрулик лениво потянулся и осторожно приоткрыл глаза. Как и следовало ожидать, ничего хорошего он не увидел. И поэтому попытался снова погрузиться в сон.
Но увы — опоздал. По своему опыту Шрулик знал, что спасительный сон больше не будет ему дарован.
Голоса тем временем обретали мощь и визгливость. Шрулику казалось: кто-то открыл его черепную коробку и кричит прямо туда — будто в канализационный люк.
— Валяется тут всякая пьянь, мать твою! — жаловалась одна бабушка другой.
— И не говори, Марь Сергеевна! Развелось тут их столько, что проходу не дают. Никакого житья от этих алкашей.
— И куда, скажите мне, милиция смотрит! Нас за семки вон как гоняют, а эти творят что хотят.
— Вон, посмотри, молодой еще парень! А работать, поди, не желает!
— Да зачем ему работать-то! Пусть старушки работают. А он у мамки пенсию отберет, глотку зальет — и доволен!
Шрулик снова потянулся. Двигаться ему очень не хотелось. Но громкость голосов увеличивалась. Бабушки постепенно входили в раж. Значит, их нужно было срочно успокоить.
Он вскочил на ноги и сложил татуированные пальцы в кулак величиной с дыню.
— Эй, старые мандавошки, а ну канай отсюда! — негромко, но вполне отчетливо произнес Шрулик.
Бабушки даже не пытались вступать в полемику. Испуганные таким поворотом событий, они похватали свои кошелки с семенами подсолнечника и сделали ноги. Добежав до угла, одна из них обернулась, пропищала что-то обидное и тут же была такова.
Шрулик огляделся. Ничего неожиданного он не увидел, и увиденное его отнюдь не обрадовало.
Рядом стояла заплеванная скамейка. Судя по всему, именно в этом месте городского скверика Шрулик провел последнюю ночь — или, во всяком случае, большую ее часть.
Керчь уже вовсю жила своей провинциальной жизнью. По узкой улочке одна за другой проносились добитые тачки. Отдыхающие возвращались с пляжа на обед, искоса поглядывая на Шрулика.
Голова страшно болела. Температура во рту была не меньшей, чем в кратере вулкана. По лицу струились тонкие струйки пота.
Он попытался восстановить в памяти события вчерашнего дня.
Все началось как обычно. Часов в двенадцать дня позвонил Пулька, через час они встретились возле гастронома. Денег хватило только на одну бутылку, и тогда друзья отправились к еврейчику, которому иногда оказывали полезные услуги.
Увидев эту парочку на пороге своего респектабельного особняка, Семен Исаакович настолько переволновался, что сразу отвалил им пятьсот гривен. Затем они с Пулькой заставили его еще поволноваться и добавить штуку.
Потом был какой-то шалман на побережье, какие-то относительно недорогие девицы, любовные утехи в ближайших кустах…
Потом какие-то колдыри сломали Пульке ногу…
Шрулик так и не вспомнил, из-за чего разгорелся конфликт. Но судя по тому, что костяшки его пальцев сильно болели, тем колдырям тоже немало досталось.
Потом, кажется, были какие-то менты… И чего они, спрашивается, хотели? Денег, наверное, опять же денег. А потом он снова бухал с каким-то солдатиком… Нет, этого Шрулик уже почти не помнил.
Когда он дрых себе на скамейке в скверике, жизнь казалась ему раем. Но теперь, после пробуждения, она повернулась к нему спиной — или, вернее, задом.
Зад, кстати, сильно болел. На груди отпечатались вмятины от острых брусьев скамейки. Но голова… голова болела еще больше.
Шрулик принялся рыскать по карманам своего трико. Разумеется, никаких денег он там не обнаружил.
— Это уже хуже, — сказал он себе. — Ладно, пойду поищу пионеров.
На другом конце скверика парни пэтэушного вида разгонялись пивком. Шрулик медленно приблизился к ним, поигрывая своими мастями. Парни окинули его недоброжелательным взглядом.
«Такие могут и грызло набить, — опасливо подумал он. — Эх, что за молодежь пошла, нету для них авторитетов».