Большинство людей просто утыкаются в свои газеты. У него тоже в руках газета — открытая на кроссворде Таймс, и хоть он наполовину решен, это в первую очередь для него просто защитная мера. Он не любит разговаривать с людьми в поезде, он вообще не любит пустые разговоры, и меньше всего ему хочется выслушивать такого пригородного попутчика. Как только он начинает различать лица в вагоне, как только люди начинают кивать ему или же спрашивать: «Как дела?», садясь рядом с ним, он сразу меняет вагон. Не очень трудно оставаться незнакомцем, просто одним из попутчиков, кто отличается только тем что наотрез отказывается носить красный галстук. Это не очень сложно.
«Все готово к Рождеству?», спрашивает человек, сидящий у прохода. Он поднимает глаза, начинает хмурится, но потом решает что это не лично к нему, а просто один из положенных вопросов соответствующий определенному времени, и есть некоторые люди которые, кажется, не могут не задавать этих дурацких вопросов. Этот человек толстый и без сомнения к полудню будет вонять потом, независимо от того сколько он вылил на себя дезодоранта этим утром…однако он едва глянул в сторону сидящего рядом, так что все в порядке.
«Да, знаете ли», отвечает он, поглядывая на стоящий в ногах кейс, в котором нет ничего кроме рулона фольги, «Я, так сказать, еще проникаюсь духом по — маленьку».
8:40 утра
Он выходит на Пенн Стэйшн с тысячью таких же одетых в плащи попутчиков, в большинстве своем менеджеров среднего звена, прилизанных глупцов, которые до полудня будут изо всех сил крутить педали бизнеса. Он на мгновение останавливается, глубоко вдыхая серый, холодный воздух. Мэдисон Сквер Гарден украшен сосновыми ветками и рождественскими фонарями, а неподалеку стоит переодетый в Санта Клауса пуэрториканец, звонящий в колокольчик. Перед ним стоит коробка для подаяний и надпись ПОМОГИТЕ БЕЗДОМНЫМ В РОЖДЕСТВО, а человек в синем галстуке про себя думает: А как насчет написать правду, а, Санта? Что‑нибудь вроде: ПОМОГИТЕ МНЕ НЕ ОСТАТЬСЯ БЕЗ ДОЗЫ В ЭТО РОЖДЕСТВО? Но, как бы он ни думал, он все же кидает пару долларов в коробку и идет дальше. У него сегодня хорошее настроение. Он рад, что Шарон вспомнила о фольге — он бы точно забыл, он всегда забывает о таких вещах, всегда одно и то же.
Он проходит пять кварталов и подходит к зданию своего офиса. У входа стоит молодой чернокожий, совсем подросток — не старше семнадцати, одетый в черные джинсы и грязную пайту с капюшоном. Пританцовывая, время от времени улыбаясь, он выпускает клубы пара изо рта, показывая золотой зуб. В одной руке он держит помятый пластиковый стаканчик из‑под кофе. Что‑то изменилось, а перемены его пугают.
«Не пожалейте монетку!», говорит он прохожим, в то время как они проскальзывают мимо него во вращающуюся дверь. «Не пожалейте монетку, сэр! Не пожалейте монетку, мэм! Просто пытаюсь прокормится! Спасибо, да благослови вас Господь, с Рождеством! Не пожалейте монетку, сэр! Четвертачок может? Спасибо. Не пожалейте монетку, мэм!» Проходя мимо, Билл бросает пятицентовик и еще два по десять центов в стаканчик этого негра. «Спасибо, сэр, благослови вас Господь, с Рождеством».
«Тебе того же», ответил он.
Женщина рядом с ним хмуро замечает, «Не следует поощрять таких людей!» он смущенно улыбается, пожимает плечами, «Мне трудно отказывать в Рождество».
Он входит в вестибюль с потоком себе подобных, наблюдая как эта самоуверенная сука подходит к газетной стойке, затем идет к лифтам с старомодными, декоративными дисками с номерами этажей. Здесь несколько человек приветственно кивают ему, а он бросает несколько слов некоторым из них пока они ждут лифт. Это, в конце концов, не поезд, где можно просто пересесть в другой вагон. Да к тому же, здание старое, всего 15 этажей, и лифты неисправны.
«Как ваша жена, Билл?», спрашивает худой, постоянно усмехающийся человек с 15 этажа.
«Энди? Она в порядке»
«Дети?»
«Оба в норме». У него, конечно, нет детей, он хочет детей так же как и заработать грыжу — и жену его зовут совсем не Энди, но этого худой, постоянно усмехающийся человек не узнает никогда.
«Держу пари они не могут дождаться этого великого дня!», говорит тощий и ухмылка его становится шире и омерзительней. Теперь он похож на мультипликационную зарисовку Голода — большие глаза, огромные зубы и блестящая кожа.