Из осторожности, Шейх никогда не спал в том же самом месте где спал Осама Бен Ладен. Вот и сейчас он ушел спать в один из самых неприметных и маленьких домов на окраине, оставив при себе всего двух верных нукеров. Находиться с Бен Ладеном, тем более ночью было рискованно — американцы любят приходить именно ночью…
Когда началось — совсем невдалеке наперебой загрохотали автоматы, шейх проснулся моментально, он спал очень чутко. Первым делом, он перекатился ближе к стене под самое подслеповатое окошко той нищей хижины, в которой он нашел ночной покой — чтобы пули не достали через окно. Несмотря на то, что в хижине было что-то вроде кровати — он спал на полу…
— Мурад!
Телохранитель, застывший у входа в хижину с автоматом в руке напряженный и готовый к всему, обернулся
— Где Ваха?
Шейх спрашивал по-чеченски, этот язык он знал, как и еще восемь.
— Его нет… Он ушел сражаться с кяфирами…
— Сын осла! — выругался шейх — что там?
— Не знаю, эфенди… Сильно стреляют…
Сначала шейх подумал, что надо выбраться из кишлака, пока не поздно — но потом передумал. Если это американцы — значит на горном склоне снайперы. У американцев есть винтовки и есть снайперы, способные видеть и стрелять сквозь ночь. Глупо становиться для них мишенью…
— Не высовывайся. Если они не придут в дом — не стреляй, даже если они будут идти мимо. Если выживем — ты станешь богатым человеком. Таким богатым, что твои деньги не успеют потратить даже внуки!
Рамайн… Проклятый лживый кяфир… Хотя может быть — так оно и к лучшему…
— На счет "три"! Дувал в двадцати метрах.
— Понял…
— Кот! Утащишь?
— Утащу… — Кот, царапнутый пулей, но веселый, какой-то хмельной, белозубо улыбнулся — своя ноша не тянет…
— Смотри…
— Я помогу… — сказал я — вдвоем утащим…
— Дым!
Одна за другой хлопнули две шашки, я с тревогой подумал, что нам еще предстоит прорываться из кишлака, а у меня всего лишь один М4, который непонятно в чьих руках побывал и непонятно когда откажет, и всего три магазина к нему, не считая того что в нем. По любым раскладам этого очень мало…
Я потом винил себя в том, что произошло. Хотя понимал умом, что не все пули летят мимо цели и рано или поздно одна из них попадает в цель. Не потому что кто-то виноват, что кто-то неправильно скомандовал — просто по закону больших чисел. И ничего с этим не поделаешь, просто такова жизнь и с этим надо смириться. Но все равно — было хреново. Очень…
Седой и дверь уже перескочили, пробежали эти нашпигованные смертью двадцать метров, залегли и открыли огонь. Видимости не было вообще — ночь и дымовые шашки превратили ночь в какой-то пирог, разрезаемый трассами выстрелов. Откуда стреляют — было прекрасно видно, трассирующие пули оставляли в белесом мареве хорошо заметный след и давали возможность стрелять по вспышкам, подавляя активность противника. Противник уже выдыхался, оставленная на окраине группа прикрытия основательно повыбила духов, их, конечно, обнаружили, но до этого Змей успел сделать немало. И все равно — духов в кишлаке оставалось еще немало…
У входа оставались мы вдвоем — я и Кот. Моментально переглянулись — и поняли друг друга без слов, хотя служили в разных армиях и готовились у разных инструкторов. Как только от дувала застучал, высаживая свежую ленту пулемет, мы бросились бежать. Я тащил завернутого в ковер и не сопротивляющегося пленника, тащил совершено диким образом, подхватив сверток с ковром под мышку и полуволоча полутаща, прикрывая своим телом. А меня в свою очередь прикрывал Кот, он бы мог проскочить быстрее раз в пять, но он бежал рядом, прикрывая меня. И пуля отбросила его на меня…
Мы повалились оба, когда до дувала осталось метров пять. Уже упав, я сделал глупость — открыл огонь, выдав свое местонахождение, дал длинную, злую очередь, которая ничего не решала — но вызвала на нас ответный огонь, уже прицельный. И Кот снова прикрыл нас — своим телом. Я так и не знаю, была ли смертельной та, первая пуля — или его убила моя глупость, мой срыв. Да и какая разница…
Пулемет из-за дувала застучал непрерывно захлебываясь в ярости. Седой выскочил, в мгновение оказался рядом. Так, стреляя с двух стволов и таща, Седой — Кота, я нашего пленника, мы ушли за дувал. Оба — целые и невредимые…
Только там, в относительной безопасности — хотя по ссохшейся и слежавшейся до каменного состояния глине непрерывно шлепали пули, я понял окончательно, что произошло. Поняли это и все остальные. Седой как-то странно крякнул, потом перебросил мне автомат Кота. Сняли и разгрузку со всем что в ней оставалось…
Вот так я и вооружился…
— Ты что? — Зверь на мгновение оторвался от пулемета, заметив как Седой аккуратно подсовывает гранату с выдернутой чекой по тело Кота — а как же закон?
Закон… Непререкаемый закон спецназа, один из тех законов, благодаря которым спецназ и остается спецназом. Из боя возвращаются все — неважно — живые, мертвые, раненые, по кускам — но возвращаются. В свое время мы нарвались в Могадишо — семнадцать человек погибло, пытаясь вытащить из центра воюющего Могадишо пилотов со сбитой2 вертушки. И никто ни тогда не сейчас не сказал и не скажет, что эти парни погибли напрасно, что можно было обойтись этими смертями оставить сбитую вертушку и уносить ноги. Любой, кто служил поймет ради чего погибли те парни смело идущие на смерть, под шквальный огонь негритянских племенных формирований.
Но ситуации бывают разные. И вот сейчас ситуация была именно такая — когда закон вступил в противоречие с еще более непререкаемым законом, основным законом любого военного — приказ должен быть выполнен. Любой ценой…
— Прости, братишка… — несмотря на грохот пулемета, прощальные слова Седого к павшему соратнику услышали все. И каждый тоже попрощался — как мог…
— Змей, это Седой! Мы прорываемся! Правее от гнезда, идем дворами! Как у тебя?
— Прорываются с севера! Идите, прикрою.
— Добро!
Каждый из нас замер на мгновение — возможно последнее…
— Прорываемся! Пошли!
Ночь отступила, ослепленная ненавистью, убитая взрывами, разорванная огненными трассами пуль. Она уступила место не дню, как обычно — она уступила место аду…
Я никак не мог понять — такого быть вообще не должно было. Почему они стреляют? Почему они стреляют в нас даже зная, что Пророк, их духовный лидер — у нас? Почему они стреляют, рискуя его убить, убить своими руками того кто для миллионов мусульман-фанатиков является путеводной звездой. Почему так рискуя, они обрушивают на нас шквал огня. Пустышка — да быть того не может. Я лично видел этого человека — ошибиться было невозможно. Это был он. Это был Осама Бен Ладен ошибиться было попросту невозможно. Да, я знаю про возможных двойников — но это был он, ошибиться было невозможно. Можно выглядеть великим человеком, но невозможно быть великим человеком, не будучи им. А передо мной этим вечером был великий человек, без вопросов….