Такая винтовка, при наличии хороших патронов (в комплекте были снайперские, из сплава меди, чертовски дорогие и качественные) может решать практически любые задачи, недоступные даже крупнокалиберному пулемету. Поразить одиночную ростовую мишень с расстояния в милю — не вопрос. Уничтожить транспортное средство, пробить броню легкого бронетранспортера, пробить дувал и поразить прячущегося за ним стрелка — не вопрос. Уникальное, высокоточное оружие — и вполне транспортабельное, если сравнивать с весом крупнокалиберного пулемета и боеприпасов к нему. Пулемет ведь очередями работает, а Барретт — снайперская винтовка. Один выстрел — один труп…
Прислали из США и еще кое-что из того, что я заказывал. К сожалению, в США так и не принято на вооружение ничего наподобие русского бесшумного автомата "Вал" — мне приходилось пользоваться им буквально один раз и впечатления были самые благоприятные. Тем не менее — бесшумное оружие с тяжелой дозвуковой пулей было нужно — пришлось заказывать "custom made" и платить втридорога. Получилось — полуавтоматическая винтовка на базе карабина М4 — но с постоянным прикладом со щекой, оптическим прицелом и интегрированным карбоновым глушителем под патрон.50 Beowulf. Патроны тоже — отобранные, взвешенные на весах и промеренные микрометром. Во сколько обошлось… не спрашивайте. Жизнь все равно дороже. Ненамного дешевле Баррета-107.
Остальное — сухие пайки (гражданские, а не армейские, которые есть невозможно), дополнительный запас патронов и гранат, которых, как известно, много не бывает. Запас питьевой воды — хотя источники в горах и были, но не везде. Так, по мелочам — и шестьсот дополнительных килограммов набирается.
Провели еще несколько стрельб — Барретты пристреляли на километр, попробовали поработать на два — непривычно, но с баллистическим вычислителем — осваиваешь быстро. Снаряжение русских снайперов по сравнению с американскими — каменный век, они почему-то снайперов не уважают. Это в американской армии снайперов готовят в особом учебном центре, а у русских — снайпером может даже солдат — срочник быть.
Попробовали стрелять по новой схеме — снайперской четверкой. Только по итогам войны в Афганистане в армии США начали внедрять такую схему. Три снайпера с Барретт-107 каждый и один "директор огня" — снайпер с винтовкой калибра.338. Директор огня распределяет цели между снайперами, поражает одиночные "мягкие" цели на предельных дальностях сам, снайперы же в основном работают по "жестким целям" — укрытиям, из-за которых ведется огонь, технике. Мягкие цели, если кто не понял еще — это человек. Тоже нормально получилось.
Попробовали стрелять и облегченными гранатами на дистанцию — с вычислителем получалось достаточно точно, а вот эффект слабоват. На такой дистанции возможен только беспокоящий огонь, завесу не поставить. Ну, да у нас другого хватает — с тремя тяжелыми снайперскими винтовками, с пулеметами — попробуй, подберись к нам близко…
Оставалось решить проблему с переправкой. Американский вертолет брать нельзя — лишние подозрения. У нас — люди, ослы, снаряжение, на всякий случай все упакованное в контейнеры — так мало того, еще десять тонн медицинского груза. Нам ведь надо оправдать поездку а Афганистан, а то получается — приехали подозрительные, какой-то груз привезли, по документам врачи — а ничего врачебного и близко нет. Да и переправить все это надо было одним рейсом.
Выручил снова Седой. В армии у него связи остались, поэтому он договорился о рейсе "коровы" ( прим автора — вертолет Ми-26, самый большой в мире). Русские вообще часто перевозили грузы для контингента НАТО в качестве независимых подрядчиков — обходилось намного дешевле. Мне же осталось только выправить документы и согласовать пролет машины через систему ПВО Афганистана (хотя какая там ПВО, нахрен).
Проблему согласования пролета решил вице-адмирал Рейли — он прилетел в Манас надолго. На транспортном самолете С5, на котором он прилетел, вместе с моим грузом прилетело и оборудование для целого центра связи и разведки. Два "предатора" ( прим автора — беспилотный разведчик) — причем оба — в варианте "С", способном нести противотанковую ракету "Хеллфайр". Несколько стандартных армейских контейнеров — жилых и с аппаратурой — причем кондиционированных и экранированных, чтобы излучение от них никому не мешало, и чтобы радиоразведка тоже осталась ни с чем. Прослушивающая аппаратура и несколько антенн спутниковой связи. Аппаратура и антенны были замаскированы под обычные транспортные контейнеры — вот только стены их были радиопрозрачными. Короче говоря — это был полноценная разведывательная станция — и при этом она внешне ничем не отличалась от обычного армейского жилого городка…
Привезли два герметичных цилиндра — тяжелых, из материала похожего на отполированную сталь. Каждый цилиндр помещался в герметичный контейнер, с виду напоминавший термос. Это были образцы, которые я должен был передать Салакзаю…
Все. Времени больше не было. Наступил тот самый момент, когда нужно просто сделать шаг вперед…
Вылет намечался на шесть часов утра. А сейчас было четыре. Кое-кто это время называл "время КГБ" — якобы именно в это время палачи из советской госбезопасности стучали в дверь к своим жертвам — когда человек не выспался нормально, он наиболее уязвим. Что же касается меня — час КГБ меня не касался, в четыре часа утра сна не было ни в одном глазу…
Выполз из палатки, встряхнул головой — на востоке не было еще и малейшего намека на рассвет, прохладный горный воздух приятно освежал лицо. Все еще спали — кроме часовых, но они наблюдали за внешним периметром. Я посмотрел на часы — внезапно мне пришла в голову идея и я скользнул к палатке, где стояла спутниковая связь…
Если у нас было четыре часа утра, то в Вашингтоне было шесть часов вечера, он отставал от нас на десять часов, если я правильно определил часовой пояс. Значит, Николь либо только что пришла с работы — либо стоит где то в траффике — в Вашингтоне они были жесткими, особенно на кольцевой. С этой мыслью я посмотрел на спутниковый аппарат, потом достал сотовый телефон. Странно — но сигнал был даже здесь, в этом захолустье. Туристическая зона, прогресс добрался и сюда…
— Алло… — современная техника перенесла недовольный голос Николь за многие тысячи километров. Точно в пробке стоит…
— Николь?
— Ты где?
— Это неважно… — я задумался, что сказать и вдруг на одном дыхании, словно мальчишка-первокурсник выпалил — вот вернусь, поедем в Лас-Вегас и закатаем свадьбу…
В трубке повисло молчание…
— Когда же ты наконец станешь серьезным, Майкл Рамайн… — со вздохом наконец промолвила Николь — когда тебе в голову придет что-нибудь более умное, позвони…
Я не знаю что — но что-то тогда спасло меня… Может быть, этот звонок. А может нить моей судьбы еще не подошла к концу. Как бы то ни было — того, что предстояло впереди, нам знать было не суждено…
Афганистан, провинция Нанхаргар
Аэродром, окрестности Джалалабада
20 июня 2008 года
Караван… истекает кровью Афганистан… Караван… караван… караван…
Нет, кажется не так. "Розовеет от крови Афганистан", так правильно. Одна из песен про войну 79–88 годов, в которой участвовали русские, у них вообще много и фильмов и книг и песен на эту тему. Мы смотрели и читали их во время специальной подготовки — в "отряде изоляции" все должны были не просто походить на русских, а быть русскими. Поэтому мы читали русские газеты, пели русские песни, смотрели русские новости на русском языке — это все входило в программу подготовки. А теперь я сидел в тесной кабине вертолета Ми-26, только что пересекшего границу Афганистана в окружении восьми русских спецназовцев, каждый из которых хлебнул немало лиха на той войне — и пел эту самую песню. Экипаж вертолета уже просек, не мог не просечь, что на сотрудников международной организации "Врачи без границ" мы походим самым отдаленным образом — но ничего не предпринимал. А пилот пел эту песню с нами, перекрывая своим басом даже надсадный свист турбин…