— Может, мне в Ирак тогда уехать?
— Нет. В Ираке то тебя как раз и достанут. Ты должен появиться в Техасе и сказать Дитеру — пусть готовит все к консервации и сам уезжает после этого из страны, на полгода. Наведайся к моему адвокату, его зовут Аарон Мандел. Николь его знает. Скажи ему — пусть вскроет конверт, который я ему оставил — и действует по обстоятельствам. После чего — уходи на дно сам…
— А наши иракские контрактники?
— Их никто не тронет, об этом позаботится Мандел. В Ираке и так катастрофически не хватает людей, им просто дадут доработать и не продлят контракт, если все пойдет хреново. Мандел позаботится обо всем, деньги чтобы с ними окончательно расплатиться у него есть. А сам — уходи на дно, не мешкай. Хотя бы в ту же Сербию или в Россию. У тебя есть там люди, которые тебя укроют?
— Есть. И тебя — Душан интонацией выделил слово «тебя» — и тебя, босс, они тоже укроют, если дело пойдет хреново.
— Дела уже идут хреново… — обнадежил я его — но все равно, спасибо. С этим со всем я должен справиться сам.
— И тем не менее, я дам тебе адресок в Москве. Этому человеку я доверяю на сто процентов, и он стал большим человеком в России. Его я знаю еще с тех времен. Скажешь, что от «Грома»,[38] он поймет…
Попасть в Пакистан было относительно просто, это как ловушка для крыс. Попасть в нее очень легко, а вот выбраться…
В порту я нанялся на сухогруз, идущий в Карачи, громадный порт и самый крупный город Пакистана, с населением боле одиннадцати миллионов человек. Паспорт моряка я купил тут же, в порту, за три тысячи долларов США. Конечно же, он был насквозь фальшивым — но именно это и было мне нужно…
Удивительно, но Карачи, будучи крупнейшим и самым развитым городом Пакистана, не только не был столицей страны — он не был и столицей провинции. Провинция Белуджистан, в которой относился Карачи, столицей имела город Кветта, в котором было всего семьсот тысяч жителей. Понять это было невозможно — видимо власти Пакистана боялись "разлагающего влияния Запада", которого никак нельзя избежать в крупном порту. Да и флот Индии, с которой Пакистан конфликтовал с момента своего создания, тоже играл свою роль — уж слишком заманчивым был Карачи для внезапного удара с моря в случае военного конфликта…
Роль, которую мне предстояло сыграть, была сложной, она была сложной даже для кадрового разведчика с огромным опытом — но ее нужно было сыграть. И единственным возможным исполнителем этой роли был я.
Из базы данных ЦРУ я почерпнул информацию о Юсуфе Альвари, мелком функционере Аль-Каиды, уже провалившемся и находившемся под колпаком ЦРУ и местной разведслужбе ИСИ. Это и было отправной точкой, а конечной должен был стать мой прямой выход на Хасана Салакзая, начальника полиции провинции Белуджистан. Человека, который, как подозревал бывший офицер ХАД Али Рахим, был опаснейшим «двойником», агентом Аль-Каиды, проникшим на самый верх пакистанских силовых структур. Учитывая данные о личности Салакзая, можно было предположить, что у него был прямой, возможно даже личный выход на скрывающегося эмира, руководителя всей террористической системы — Осаму Бен Ладена…
Игра была крайне опасной. Я должен был подставиться — но подставиться так, чтобы пакистанцы из спецслужб не заметили фальши в этой игре, не просекли ее суть. При этом — меня могли элементарно пристрелить при аресте или расстрелять потом — про права человека и Habeas Corpus Act[39] в Пакистане было самое смутное представление. Меня мог пристрелить и сам Юсуф Альвари, заподозрив неладное — вся разведсеть Аль Каиды понимала, что за провал живьем снимут кожу — поэтому и работала где-то даже эффективнее, чем наше ненасытное, поглощающее огромные средства ЦРУ. Наконец — меня, скорее всего, должна была задерживать не полиция, а пакистанская межведомственная разведка ИСИ, которая, как и во всех странах мира была на ножах с полицией. Меня могли просто не отдать людям Салакзая, а то и пристрелить — чтобы некого было отдавать. Бюрократические амбиции иногда стоят людям жизни — это я знал очень и очень хорошо…
Но играть было нужно. Просто так, сидя в кресле пятьдесят миллионов долларов не зарабатываются — по крайней мере, в том бизнесе, в котором был я…
Порт Карачи вырастал на горизонте, уродливый как и все грузовые порты, со стальными, горбатыми, ржавым кранами, с хитросплетением стальных рельсов у причалов. Как и все порты мира, он был уродлив, грязен, страшен — и вместе с тем чем-то неуловимо манил…
— Слушай… А тут бабы есть? — спросил я Джулиано, своего нового друга. По судовой роли он был помощником механика, как и я.
— Бабы… А в каком порту баб нет… — жизнерадостно, как и все итальянцы, расхохотался Джулиано, от избытка чувств даже хлопнул меня по спине своей огромной ручищей, в кожу которой намертво въелся мазут — бабы есть в любом порту…
— Так здесь же вроде мусульманская страна… Я первый раз в этом направлении хожу, даже не знаю, куда пойти…
— Ну, это решаемая проблема… — подмигнул мне Джулиано — сегодня со мной пойдешь… А насчет мусульманской страны… Тут все намного проще… Любая вдова, чей муж погиб — а тут таких полно — остается в семье мужа на положении рабыни. Когда американцы вошли в Афганистан — вдов тут стало до черта. Женщина здесь — не человек — поэтому семья мужа может отправить ее в бордель, подработать. Если в семье некому ее трахать. Какие-никакие, а все же деньги и немалые, живут здесь бедно. Особенно в лагерях афганских беженцев. Поэтому, борделей здесь до черта, и женщины здесь — совсем не такие, что на моей родине. И на твоей тоже. Они рабыни и всегда помнят, что мужчина не может быть никем иным, кроме как господином. Так что — пойдешь?
— Еще спрашиваешь… — хлопнул я ему по плечу в ответ…
Ошвартовались мы хреново, капитан портового буксира был то ли пьяным, то ли обдолбанным — в общем, едва не впилились в пирс. Капитан наш даже разбираться ходил, морду бить. Не знаю, набил или нет — но сухогруз наш, в конечном итоге поставили под разгрузку, а нам разрешили сойти на берег…
На берегу я увязался за Джулиано — он здесь бы не раз и не два и в городе ориентировался неплохо. Проводник, знающий город — великое дело…
У причала уже сгрудились такси, их было великое множество — все прекрасно знали повадки моряков и не прочь были заработать твердой валюты. Все таксисты заодно были великими знатоками злачных мест города и что бы ни было нужно моряку — девочку, мальчика, вмазаться, купить ствол или еще чего — нужно было просто задать вопрос таксисту…
Отбиваясь от тянущихся к нам рук, мы пробились через стадо черно-желтых машин и сели в крайнее такси, стоящее у самой дороги — потрепанный временем и дорогами Фиат-Типо. Водитель — молодой, жизнерадостный малый с черными усами повернулся к нам. Джулиано сказал ему несколько слов на итальянском — я ничего не понял — и такси сорвалось с места…
— Он что — итальянский знает? — осведомился я.
— Здесь таксисты все языки мира знают — захохотал Джулиано — на каком не скажи, поймут. Полиглоты, блин…
— А куда мы едем…
— В одно местечко… — снова подмигнул мне Джулиано — очень хорошее местечко. Там б…и свежие, не то, что в порту — клейма ставить негде. Рядом — лагеря беженцев, вот оттуда и девочки. Наши придурки хватают то, что под руками, им лень подальше от порта съездить — но я не такой, мне самое лучшее подавай! Иногда можно даже девственницу подцепить. Но резинками все равно пользуйся, доверяй — но проверяй…
— Что бы я без тебя делал… — протянул я.
Пришлось ехать через весь город — искомое место находилось на самом краю города, в Назимабаде. В такси чем-то воняло, гремела музыка — не восточная, а говённый "тяжелый металл", выбивающий из головы остатки мозгов. Водитель ехал так — как будто решил покончить жизнь самоубийством, а вместе с этим — угробить и нас. Я только старался отодвинуться подальше от двери, хотя и понимал, что если в нас кто-то врежется — то это поможет несильно…