Рокот оборвался, наступила тишина. И сразу же послышался негромкий стук в стену у койки:
он вел себя достойно
С тех пор как Рубашов объявил, что сдается, Четыреста второй упорно молчал. Сейчас он сам продолжил разговор.
вам осталось минут десять как ваши нервы
Было очевидно, что Четыреста второй пытается облегчить ему последние минуты. В нем поднялась волна благодарности. Он сел на койку и медленно простучал:
хочется чтобы все уже было кончено
уверен вы не станете праздновать труса,
тотчас ответил Четыреста второй,
вы же чертовски мужественный парень… чертовски мужественный,
повторил он — только для того, чтобы заполнить паузу,
его сажают а он расписывает груди что чаши с пенным шампанским ха ха вы чертовски мужественный парень.
Рубашов оглянулся на дверь и прислушался. В коридоре было по-прежнему тихо. Сосед, видимо, угадал его мысли:
не прислушивайтесь я скажу когда они появятся… чем бы вы занялись если б вас оправдали
Рубашов подумал и твердо ответил:
астрономией
ха ха,
отстукал сосед,
я бы может тоже говорят на планетах тоже обитают живые существа разрешите дать вам один совет
конечно,
с удивлением отозвался Рубашов.
только не обижайтесь совет солдата отлейте всегда лучше чтоб заранее дух силен плоть немощна ха ха
Рубашов усмехнулся и подошел к параше. Потом сел на койку и отстукал:
большое спасибо прекрасная мысль а какие у вас перспективы на будущее
Четыреста второй отозвался не сразу. Через несколько секунд он медленно ответил:
почти восемнадцать лет одиночки точнее шесть тыщ пятьсот тридцать дней.
Он помолчал и негромко добавил:
я завидую вам.
И — после паузы:
хоть в петлю шесть тыщ пятьсот тридцать ночей без женщины
Рубашов задумался. Потом отстукал:
вы можете читать можете заниматься
не те мозги,
ответил поручик. И вдруг торопливо застучал:
идут
Рубашов медленно поднялся с койки, с секунду раздумывал и громко передал:
вы очень помогли мне спасибо за все
Заскрежетал ключ. Дверь распахнулась. На пороге появился высокий охранник и человек в штатском с какими-то бумагами. Штатский назвал Рубашова по фамилии и монотонно прочитал судебный приговор. Охранник завернул ему руки за спину и защелкнул на запястьях браслеты наручников. Выходя, он услышал торопливый стук:
я завидую вам завидую завидую прощайте
Коридор был наполнен приглушенным рокотом. Рубашов знал, что к каждому очку прижимается живой человеческий глаз, но он смотрел прямо перед собой. За бетонной дверью Одиночного блока прощальный рокот резко оборвался. Браслеты наручников врезались в запястья — охранник защелкнул их слишком туго. А когда он заводил ему руки назад, он их резко вывернул, и они болели.
Показалась лестница, ведущая в подвал. Штатский — у него были глаза чуть навыкате — остановился и равнодушно спросил Рубашова:
— Есть у вас какое-нибудь последнее желание?
— Нет, — коротко ответил Рубашов и начал спускаться по винтовой лестнице. Штатский молча смотрел на него равнодушными, немного навыкате глазами.
Ступени были узкими и скупо освещенными. Рубашов не мог держаться за перила и напряженно нащупывал ступени подошвами. Прощальный рокот сменился тишиной. Сзади, тремя ступенями выше, раздавались шаги высокого охранника.
Лестница спирально уходила в подвал. Рубашов нагнулся, чтобы глянуть вниз, — пенсне соскользнуло, послышался звон, и осколки ссыпались на последнюю ступеньку. Рубашов замер, беспомощно сощурился, но потом ощупью закончил спуск. Судя по звукам, охранник нагнулся и сунул разбитое пенсне в карман; Рубашов не стал оглядываться назад.
Теперь он практически почти ослеп, но под ногами был ровный каменный пол. Они оказались в длинном коридоре — его конца Рубашов не видел. Охранник шел на три шага сзади. Рубашов затылком ощущал его взгляд, но по-прежнему смотрел прямо перед собой. Медленно и напряженно переставляя ноги, он двигался к дальнему концу коридора.
Ему представлялось, что он шагает по этому коридору уже несколько минут. И ничего — решительно ничего не происходило. Пистолет у охранника, без сомнения, в кобуре — он услышит, как тот начнет его вынимать. Значит, пока что он в безопасности. Или они, по примеру дантистов, до времени прячут инструмент в рукаве? Он старался думать о чем-нибудь другом, но не мог переключиться: все его силы уходили на то, чтоб не оглядываться назад.