На кухню вошла невысокая, полная женщина в чёрной одежде, висевшей на ней балахоном. Её бочкообразное туловище было задрапировано во что-то вроде чёрного пончо, поверх которого на её пышной груди висели бусы и какие-то амулеты, длинная чёрная юбка покачивалась складками при ходьбе. Волосы у женщины были покрашены в жгуче-чёрный цвет, дико и негармонично контрастировавший с не вполне здоровым, желтовато-бледным цветом лица. Тяжёлый взгляд сразу уставился на меня, придавив меня к месту…
В глазах её я увидела тьму — той же природы, что и в Якушеве: они были одного поля ягоды. Различались они лишь количеством силы: в этой женщине её было не так много.
Загородив своей отнюдь не хрупкой фигурой весь дверной проём, женщина сверлила меня взглядом. Костя выглянул у неё из-за плеча, пытаясь ко мне пробраться, но безуспешно.
— Мам… разреши пройти?
Взгляд-копьё лязгнул о мой невидимый щит. Поняв, что я крепкий орешек, женщина посторонилась, пропуская Костю.
— Насть… Познакомься, это моя мама…
— Ирина, — представилась та. И спросила со слащаво-хищной улыбкой: — Что, детки, чаёвничать собрались? А меня кусочком торта не угостите?
Костя как будто слегка опешил.
— Д-да, конечно, — пробормотал он. — Присаживайся. Сейчас я чай…
— Позвольте мне за вами поухаживать, — любезно предложила Ирина. — Ты садись, садись, сына. Я сама управлюсь.
Не успел он ответить, как она принялась хозяйничать, словно у себя дома: поставила на плиту чайник, достала чашки, упаковку чая. Её бурная деятельность и удивила Костю, и заставила нахмуриться.
— Мам, ты что, я сам… — начал он было.
Властный жест Ирины закрыл ему рот, а на меня повеяло холодком. Она была человеком, а не демоном в людском облике, но с Якушевым её что-то связывало — а именно, тёмная сила.
— Значит, Настя, — задумчиво проговорила она, холодно поблёскивая глазами. — Приятно звучит твоё имя. Ты симпатичная девушка, но скажу тебе прямо: моему сыну ты не подходишь. Уж поверь, я знаю.
— Мама, опять ты за своё, — недовольно и устало нахмурился Костя. — Пожалуйста, хватит вмешиваться в мою жизнь и решать за меня.
— С тобой я ещё поговорю отдельно, — пообещала Ирина.
Тяжёлое и странное это было чаепитие. Заявив мне в лоб, что я не подхожу её сыну, Ирина предупредила:
— Если не отстанешь от него — будешь иметь дело со мной.
— Мама, да что ты на неё взъелась?! — возмутился Костя. — Знаешь, что? Тебе лучше уйти.
Ирина недобро прищурилась.
— Выгоняешь? Ладно, я уйду. Но вместе вам не быть, это Я тебе говорю.
После ухода Ирины мы долго и тягостно молчали, слушая тиканье часов. Давно остывший чай темнел в чашках, за окном шелестел тёплый вечер. Солнце уже скрылось за крышами домов, и на двор спускались сумерки. Я стояла у окна, глядя в ещё светлое и чистое летнее небо. Костя подошёл и взял меня за плечи, виновато сопя у меня за ухом.
— Насть, извини… Вот такая у меня мама. Теперь ты понимаешь, почему я живу отдельно и редко с ней общаюсь.
— Да уж, — усмехнулась я.
— Она у меня кто-то вроде экстрасенса, — сказал он. — Превратила собственную жизнь в чёрт те что, но мою жизнь в дурдом я ей превратить не дам.
Экстрасенс… Мне вспомнилось признание Ники: Ирина… Чёрная, крашеная. Это она наплела Нике всякой ерунды о насильственной смерти, вот почему я ощутила на Нике лапу Якушева. Потому что Ирина с ним связана.
— Пока она жива, тебе из-под её влияния не вырваться, — вздохнула я. — И она не экстрасенс, а самая настоящая тёмная ведьма.
Не прошло и нескольких дней, как мне приснился кошмар. Под утро я ощутила знакомое оцепенение тела и давление на грудь, а сквозь полуоткрытые глаза видела черноволосую женщину. Склонившись надо мной и дыша мне в лицо, она прошипела: «Ты убила моего учителя, дрянь, а теперь хочешь забрать у меня сына. Ничего у тебя не выйдет. Я тебя изведу. Изведу!»
Ледяное змеиное шипение оплетало мою душу, как чёрные щупальца, высасывая мои силы. Пришлось Насте Головиной снова вспомнить то время, когда её звали Асахель. Я замерла и позволила заключённому во мне свету вырваться наружу. Ослеплённая ведьма закричала и исчезла, а я проснулась с ослабевшим телом и холодной кожей. Ледяными, плохо слушающимися пальцами я провела по виску… Липкий пот. В комнате никого не было, только тикали часы в прихожей.