– Желаю вам огромного счастья, Сара.
– Спасибо, Дэн, – с трудом выговорила она.
– Постарайтесь как следует повеселиться в Ньюкасле. К вашему возвращению я приведу в порядок как минимум одну комнату, а может, и оклею ее новыми обоями. Заставлю заниматься этим вот этого детину. – Он ухватил за рукав Джона. – Представьте его всего в известке… Благослови вас Бог.
Благословение вконец растрогало Сару. То же самое сказал бы священник, отец Бейли.
Наступила очередь Джона. Он не стал брать ее за руку, а заглянул ей в глаза. Это был очень проницательный взгляд, пробившийся через рябь тревоги на поверхности, пронзивший глубинный слой ее души, где расположилась ее любовь к Дэвиду, проникший так далеко, что она сама удивилась – оказывается, в ее душе существуют такие глубины. Ее опять посетило уже знакомое странное чувство, но на этот раз она не испугалась, а широко раскрытыми глазами наблюдала за Джоном. Он не выдержал и опустил свои густые черные ресницы. Теперь ей, замужней женщине, не нужно было опасаться ни неведомых чувств, ни чего бы то ни было вообще, кроме разве что матери Дэвида.
– Всего наилучшего.
Это было слишком банальное пожелание. Внешне оно могло означать все что угодно, но на самом деле не означало ровно ничего. Пожимая руку Дэвиду, Джон повторил ту же банальность:
– Всего наилучшего, братишка.
Дэвид свободной рукой похлопал брата по плечу и ответил:
– Спасибо, Джон, большое спасибо.
Потом он взял Сару под руку и повел через дорогу, к трамваю – тому самому, в котором она по рабочим дням преодолевала часть пути до дома. Отныне этому будет положен конец – Сары Бредли в этом трамвае уже не будет. Она стала миссис Дэвид Хетерингтон! Она заставила себя расправить плечи и гордо вскинула голову. Что они теперь могут с ней поделать? Кто угодно – ее отчим, его мать? Она стала замужней женщиной, на ее стороне закон…
Дэн с Джоном молча проводили их взглядами и помахали на прощание.
– Придется пожертвовать собой ради их счастья, – тихо сказал Дэн. – Представляю, какой скандал устроит твоя матушка! Бедной девочке не позавидуешь. Надо будет ее поддержать. Одному Дэви это не по силам. Сам знаешь, на что способна твоя мать, когда у нее появляется жертва. Она уже давно не показывала зубов. Мы должны стать преградой, чтобы бедную девочку совсем не растоптали.
– Не могу представить ее растоптанной, – проговорил Джон, провожая взглядом дребезжащий трамвай. – То есть у меня не укладывается в голове, что кому-то захочется ее топтать. Терпит же мать Мэй! – Джон повернулся к Дэну с вопросительным выражением на лице.
– Да, но Мэй – твоя жена, а не Дэвида. Если уж начистоту, то мать вообще не хотела, чтобы Дэвид женился. Такое, во всяком случае, у меня впечатление. Она сделала вид, что не возражает против этой кандидатуры, зная, что чаша весов все равно склонится против нее: происхождение, религия, семья и все такое прочее. Дэвид постепенно одумается. Хотя, конечно, я могу и ошибаться.
– Ты редко ошибаешься, Дэн.
Дэн посмотрел на племянника. Он был старше его на шесть лет, но внешне это было незаметно, к тому же они всегда чувствовали себя ровесниками.
– Что-то ты плохо выглядишь, – сказал Дэн. – Переживаешь из-за увольнения?
– Нет, я же говорю! Господи, конечно, нет! – Он оглянулся, словно боясь, что их подслушают. – Я все равно не стану гнить на углу. Не волнуйся за меня, Дэн, я поднимусь на ноги, как всегда. Ну, мне пора. Да, чуть было не забыл: спасибо за угощение! Ты здорово потратился – очень благородно с твоей стороны. Я тоже подумываю, не смастерить ли для них стол со стульями. Я могу достать по дешевке хороший материал.
– Ты очень их этим тронешь, Джон. Превосходная идея!
– Ладно, я пошел. Пока, Дэн.
– Пока, Джон. Увидимся вечером.
– Да, до встречи.
Дэн перешел через дорогу. Джон свернул за угол и быстро зашагал к станции. Там он зашел в туалет и, согнувшись, дал волю рвоте.
– Худо вам, приятель?
Джон утер лицо платком и, кивнув доброхоту, ответил:
– Слишком хорошо поел: утка, шампанское…
– Да уж, в такие времена любого стошнит от утки с шампанским. Виданное ли дело – семнадцать шиллингов в неделю! Стоит только подумать о хорошей жратве – сразу выворачивает. Ну, теперь полегчало?
Реакция на состояние и ответ Джона была стандартной. Но ею собеседник не ограничился.
– Утка с шампанским! Надо заседать в парламенте, чтобы так чревоугодничать! Даже на банкете у мэра побоятся подавать разносолы: вдруг запах просочится на улицу и народ озвереет? Так дальше нельзя… – Он поднял грязный палец. – Надо держаться вместе, иначе ничего не выйдет. Пускай проклятые профсоюзы определятся, на чьей они стороне. Что они там в Лондоне себе думают? Так и до бунта недалеко, помяните мое слово!