— Ах, не скажи, ничего нельзя загадать. Да и когда любовь была своевременной? Она всегда кому-то или чему-то мешала. Нет, но все же хотелось бы понять, почему они все так рвутся на «Святую Марию»?
— Может быть, ты представишь меня своей пассии?
— Я слишком плохо говорю по-английски, чтобы найти для этого слова.
— This is a friend of mine[13], Женечка.
— Я подумаю над вашим предложением, мистер Альберт.
20
Живчик и Ленивец в помятых костюмах (они спали, накрывшись брезентом, на дне бассейна, откуда на ночь спускали воду) прошли по знакомому коридору к злополучной четыреста первой каюте.
Живчик ощущал во рту отвратительный металлический привкус после вчерашней драки, после почти бессонной ночи, после всей этой суеты и кутерьмы, связанной с розысками проклятого Дика Рибейры.
«Я стар. Я устал. Я болен. И чего еще хочет от меня этот набитый здоровьем боров?» — Слушай, вельо, я шагу не могу ступить: расползаются брюки,смущенно шептал Ленивец.
— Я ж тебе дал булавку! — прошипел Живчик.
— Она не держит!
— Ну не знаю. Потерпи. Мы не можем сейчас идти в бюро обслуживания. Вот увидим Миму, я попрошу ее зашить дыру. А пока закройся ладошками спереди и сзади и шагай.
Они прошли, как могли, с независимым видом мимо портье и его доски с ключами и проникли в заветный отсек.
— Смотри, огнетушитель повесили!
— Тише ты!
— А кондуктора убрали, — с некоторым сожалением произнес Ленивец.
— Если Миму выполнила наш приказ, Дик уже дожидается в своей каюте.
На этот раз Живчик быстро справился с капризным замком. Они вошли в каюту.
На койке Дика лежал здоровенный негр и читал газету. Огромные ноги в грубых матросских шкрабах он изящно примостил на полированной спинке кресла.
— Ты кто такой? — в отчаянии заорал Живчик. — Как сюда забрался?
— Это не Дик?
— Какой к черту Дик! Дик белый!
Негр с не меньшим изумлением взирал на посетителей. Он снял ноги со спинки кресла и сказал:
— Меня зовут Даниил. Что вам угодно, сеньоры?
— Будь ты проклят и прокляты твои родители! Что ты здесь делаешь, в чужой каюте?
— А что делаете здесь вы, сеньоры? Эта каюта вам тоже не принадлежит, насколько мне известно.
— Заткнись, ублюдок! Отвечай на вопросы, или мы свернем тебе шею!
В это время и даже несколько раньше техник Альдо Усис подошел к портье и спросил:
— Не приходил пассажир из четыреста первой?
— А? Кто? — портье с трудом оторвался от увлекательного детектива, сочиненного неким Питером Иком.
— Я говорю о четыреста первой. Там есть кто-нибудь?
— Есть, есть. Донья Мимуаза брала ключ, а еще кто-то с ней был. Есть там люди.
Когда техник приблизился к четыреста первой, из-за двери доносились звуки передвигаемой мебели. Альдо извлек браунинг из кармана и повернул ручку.
— Руки вверх! Что здесь происходит?
— Ox и надоел ты со своими вопросами, — ответил Ленивец, вставая с человека, крепко обнявшего стонущего Живчика. Человек выпустил неудачливого гангстера и обернулся.
— А вам не надоело кататься на посторонних... его, Даниил, как ты сюда попал?
— Ох, сеньор техник, — сказал Даниил, отталкивая Живчика, — не надо было мне соглашаться!
— Соглашаться? С кем соглашаться, Даниил?
Дверь четыреста первой каюты распахнулась еще шире, совсем широко, как только возможно широко, и на пороге ее появились две новые фигуры. Войти в каюту они не могли, так как перевернутые кресла и люди наполняли ее до отказа. Они остановились у входа, и тишину прорезал начальственный возглас:
— Что здесь происходит? Кто из вас Дик Рибейра?
Ленивец только головой помотал.
«Дался им этот вопрос. Весь мир интересует, что здесь происходит. И всему миру нужен Дик Рибейра».
Живчик все еще хватал ртом воздух, как выловленная рыба.
«Все. Ну и пусть! Хоть отдохну немного. В тюрьме и то спокойнее. Дурацкая скачка с препятствиями! Педро может быть доволен. Мы сделали что могли. Не получилось. Бывает».