— Не очень-то вы оптимистичны, — буркнул Кеннеди.
— Для оптимизма нет повода. У нас нет свидетелей. По крайней мере показаниям которых можно доверять. А в подобных делах без очевидцев обойтись очень трудно.
Кеннеди изучил записку еще раз. Странно, что у этого безумца и убийцы такой аккуратный почерк. Обращаясь к Лукас, он спросил:
— Стало быть, как я понимаю, вопрос теперь только один — должен ли я заплатить?
На этот раз Лукас предпочла, чтобы ответил Кейдж.
— По нашему мнению, если вы не заплатите выкуп или мы срочно не получим достоверную информацию об этом Диггере и его местонахождении, остановить его к четырем часам дня нам не удастся. У нас нет никаких наводок.
— Это не значит, что мы рекомендуем вам заплатить, — поспешно добавила Лукас. — Просто такова наша оценка возможного развития событий, если вы этого не сделаете.
— Двадцать миллионов, — задумчиво повторил цифру мэр.
Без предварительного стука в кабинет стремительно вошел рослый мужчина лет шестидесяти в сером костюме.
«Тебя только не хватало, — подумал Кеннеди. — Это как еще одна баба на общей кухне».
Член конгресса США Пол Ланьер пожал мэру руку, а потом представился агентам ФБР. На Уэндела Джеффриса он не обратил ни малейшего внимания.
— Пол возглавляет Комитет конгресса по управлению округом Колумбия, — уточнил для присутствовавших Кеннеди.
Хотя округ Колумбия по-прежнему пользовался известной автономностью, конгресс с недавних пор решил забрать себе прерогативу распоряжения его финансами и выделял средства на нужды Вашингтона, как осторожный папаша выдает карманные деньги слишком расточительному школьнику. А со времени скандального дела Мосса Ланьер превратился для Кеннеди в нечто вроде постоянно приставленного к бухгалтерии аудитора.
От Ланьера ускользнула слегка пренебрежительная интонация реплики мэра, хотя, как показалось, Лукас уловила ее.
— Не могли бы вы посвятить меня теперь в подробности ситуации? — попросил конгрессмен.
Лукас повторила свой отчет еще раз. Ланьер слушал стоя, пиджак его костюма от братьев Брук был надежно застегнут на все три пуговицы.
— Почему здесь? — спросил он затем. — Почему именно в Вашингтоне?
Кеннеди мысленно рассмеялся. Этот чурбан сумел украсть даже его риторические вопросы.
— Мы не знаем, — ответила Лукас.
— И вы действительно считаете, что он сделает это снова? — поинтересовался Кеннеди.
— Да.
— Надеюсь, Джерри, ты не рассматриваешь всерьез возможность выплаты денег? — спросил Ланьер.
— Я обдумываю все варианты.
Ланьер посмотрел на него с сомнением.
— А ты понимаешь, как это будет воспринято со стороны?
— Нет, и мне на это глубоко плевать, — резко ответил мэр.
Но конгрессмен продолжал своим профессионально поставленным баритоном:
— Это расценят как серьезную политическую ошибку. Как уступку террористам.
Кеннеди посмотрел на Лукас, которая сказала:
— Нам следует все хорошенько обдумать. Ведь существует теория цепной реакции в шантаже. Стоит заплатить одному вымогателю, как тут же объявятся другие.
— Но ведь об этом никто не знает, ведь так? — Кеннеди кивнул на записку.
— Кое-кому о ней уже известно, — возразил Кейдж. — А уже очень скоро о ней будут знать все. Подобные вещи невозможно хранить в секрете долго. У таких записок, фигурально выражаясь, есть крылышки. Можете мне поверить.
— Крылышки, — повторил мэр, которому слово показалось отвратительным, и это вновь заставило его порадоваться, что в этом шоу ведущей была Лукас. И он обратился к ней: — Что вы сможете сделать для его поимки, если мы все-таки заплатим?
Лукас вновь не замедлила с ответом:
— Наши технари начинят сумку с деньгами специальными детекторами. Двадцать миллионов потянут килограммов на сто. Такой груз нельзя просто сунуть под сиденье машины. Мы сделаем все, чтобы отследить преступника до его логова. Если повезет, сумеем схватить и его самого, и стрелка — этого Диггера.
— Если повезет, — скептически повторил Кеннеди. Она красивая женщина, подумал он. Хотя на самом деле мэр, который был женат уже тридцать семь лет и при этом ни разу не изменял своей супруге, знал, что истинная красота заключена не в Богом данных чертах лица, а порой всего лишь в выражении глаз, изгибе губ, даже в случайно принятой позе. А лицо Маргарет Лукас оставалось сурово-бесстрастным с того самого момента, когда она вошла в кабинет. Ни улыбки, ни сочувственного взгляда. Вот и сейчас в ее голосе звучал металл, когда она бросила завершающую реплику: