– Да ладно, – нахмурившись, сказала Ирина и хотела пройти, но мальчишка перегородил дорогу. – Ты чего?… Дай пройти.
– Не дам. Я специально тебя стою, жду.
Ирина вскинула голову.
– Это ещё зачем?
– Затем, – грубо ответил Анатолий и сложил ручища на груди. – Может, я попрощаться пришёл?
Ирина посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– Ты? Попрощаться?
– Ну, да. Я на фронт ухожу.
Последнюю фразу он сказал не без гордости, а в голове девочки пронеслась целая вереница мыслей.
Внезапно она толкнула его в грудь и зло выкрикнула:
– Ну, и вали! Скатертью дорожка!
Пока мальчишка приходил в себя от удивления, она, согнувшись, проскочила мимо него и понеслась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Она боялась, что Толька погонится за ней. Если поймает, то тогда накостыляет так, что небо с овчинку покажется.
Но нет, кажется, всё тихо. Около двери Ирина перевела дыхание, в прихожей было тихо. Соседка тетя Глаша гремела пустыми кастрюлями на общей кухне, желудок девочки тотчас отозвался на знакомые звуки и громко заурчал.
Она протопала к их комнате, разулась, оставив промокшие ботинки около двери. Слышались голоса, Ирина удивилась: кто к ним мог пожаловать? Девочка забыла, когда у них в последний раз были гости. Если только соседки захаживали на ночные посиделки, перераставшие в бесконечное жалование на житие-бытие.
Мама была не одна. За небольшим столом, стоявшим в углу, сидел молодой мужчина в военной форме. Мама сидела на единственной кровати, откинувшись на стену, и неестественно смеялась.
Ирина замерла в дверном проеме, не зная, что делать дальше. На улице стемнело, а у них в комнате находится посторонний человек. И мама…. Разве прилично сидеть перед незнакомым мужчиной в одной нижней сорочке?
– Здрасти, – пробубнила девочка и бросила на Катерину взгляд из-под нахмуренных бровей.
Наконец, женщина заметила, что в комнате они больше не одни, и её губы растянулись в улыбке.
– О, Ирочка, дочурка, ты уже пришла? Иди сюда, моя хорошая, поцелуй мамочку.
Ирина не спешила подходить к матери. Только сейчас она заметила, что на столе перед мужчиной стоит бутылка с мутной беловатой жидкостью, ломоть хлеба и, о, Боже, сало! Маленькие кусочки, нарезанные тоненько-тоненько. Но нарезанные! Во рту неожиданно много образовалось слюны, и Ирина поспешила её сглотнуть.
– Эта твоя дочь, да? – молодой лейтенант поднял голову и прищурил глаза. Он изрядно выпил и с трудом соображал. – Взрослая.
Он сделал попытку подняться со стула, пошатнулся и снова плюхнулся назад.
Зато в глазах у Кати прояснилась, и она бросила в сторону военного настороженный взгляд. Не надо, чтобы дочь видела её позора.
Она, пошатываясь, поднялась с кровати и подошла к столу. Лейтенант по-хозяйски положил руку ей на крутое бедро, но она брезгливо отбросила её в сторону.
– Ты чего? – заплетающимся голосом спросил он.
– Ничего, – Катя отрезала толстый ломоть хлеба и щедро наложила на него кусочки сала. Потом подошла к Ирине, которая по-прежнему стояла в дверях: – На, держи. Иди, погуляй где-нибудь. Не шатайся здесь.
Ирина переводила взгляд с протянутой руки матери с едой на её безразличное лицо. Победил голод.
– На улице дождь. И холодно, – промямлила Ирина, впиваясь крепкими зубами в бутерброд.
– Я сказала, иди, погуляй! Ты что, оглохла и плохо меня понимаешь? – от матери пахнуло алкоголем.
Ирина поморщилась и выбежала из комнаты. В глазах защипало от слез. Зачем мама с ней так? Она бы тихо посидела в комнате, никому не мешая.
Надевая мокрые ботинки, Ирина с ужасом вспомнила, что около подъезда, возможно, по-прежнему ошивается Толька. Нет, она лучше где-нибудь здесь посидит. Ирина поднялась на чердак, трепетно прижимая к груди хлеб с салом и внимательно следя за тем, чтобы ни один кусочек не упал на холодный дощатый пол. Мыши зевать не будут, моментально подберут.
Чердак был пуст. Ни старых ящиков, ни картона. Ничего такого, что помогло бы согреться. Ирина села прямо на грязный, загаженный мышами пол, доела бутерброд и обхватила руками колени.
Из головы не выходил тот странный мужчина. И мама в нижнем белье.
Тогда, в тот далекий день, Ирина не подозревала, что молоденький лейтенант, госпитализированный в Москве, и случайно натолкнувшийся в метро на её мать, послужит началом бесконечной веренице мужчин, приходящих к ним в малогабаритную комнатушку.
Зато у них теперь всегда был хлеб, сахар, чай и сало.
Ирину не всегда отправляли из комнаты. Наступила зима, ударили морозы. Катя ширмой перегородила комнату, выделив девочке небольшой уголок.
– Сиди здесь тихо, – однажды сказала мама. – И не высовывайся, чтобы ты не услышала. Поняла меня?