– Дела, – хмыкнул я. – Впервые вижу адвоката, отказывающегося от барыша из-за своих моральных убеждений. А этого Блэквуда полиция допрашивала?
– Собиралась. Только Блэквуд исчез, предварительно спалив дотла свою квартиру. Наверняка залег на дно. Тут не нужно быть гением, чтобы понять, что это он убил Робина…
– Позволь мне решать, кто кого убил, – перебил я, проглотив последний кусок омлета. – Мне нужно попасть в дом Уиллоу, желательно без взлома.
– Вот, – Бенедикт протянул мне ключ. – Я делал дубликат для себя, когда хранил у Робина кое-какие бумаги. Только не наделай глупостей, Майк. Ни у кого нет сомнений в виновности Блэквуда. Все улики указывают на него.
– Улики, которых нет? – усмехнулся я. – Бенедикт, из тебя детектив, как из меня бизнесмен! Успокойся, если я взялся за дело, убийце несдобровать. А если будешь и впредь мне угрожать – я лично пущу пулю тебе в лоб. Пока! – я с шумом встал из-за столика, бросил возле пустой тарелки помятую сотню (Минди даже не мечтала о таких чаевых) и вышел из забегаловки.
Вышел навстречу спускавшимся с налитых свинцом небес черным всадникам смерти…
Робин Уиллоу был настоящим педантом. Я заметил это сразу, как вошел в прихожую его сравнительно скромного дома, протиснувшись сквозь паутину желтой ленты, на которую щедра полиция. Все двенадцать пар туфель стояли одна к одной на небольшой металлической полочке. Когда-то они были начищены до блеска, сейчас же на них уже успел лечь тонкий слой пыли. Пол был затоптан неряшливыми детективами из отдела убийств. Держу пари, воскреси Уиллоу какой-нибудь сумасшедший вудуист, тот первым делом побежал бы домой, взял тряпку и вернул первоклассному паркету, стоившему не меньше тысячи за квадратный фут, его безупречный вид.
Я вытер ноги о коврик у входной двери и проследовал в гостиную, где и был убит адвокат. Сказать, что там царил такой же несколько зловещий порядок – не сказать ничего. Зеркало на дверце серванта начищено до блеска, книги на серванте стоят корешок к корешку, в алфавитном порядке. Телевизор придвинут точно заподлицо с фасадом тумбы из красного дерева. Гарнитур из небольшого диванчика и одного кресла, обитые бежевого цвета кожей, выставлены в ровную линию параллельно тумбе и телевизору. Картину портит только бурое пятно запекшейся крови на кресле.
Расстановка мебели в гостиной сразу заставила меня задуматься над одним интересным обстоятельством убийства Уиллоу. Я, конечно, тела не видел, поскольку ещё не успел вернуть доверие Фрэнки и попросить его пустить меня в окружной морг к весельчаку Рихтеру, но Бенедикт сказал, что его другу выстрелили в затылок. Каким образом это было возможно, если кресло стоит почти вплотную к стене? Убийца должен был стрелять под углом, а тогда живописной картины мозгов на газете никак не получится. Выходит, убийца либо двигал кресло, либо перемещал тело. Последний вариант всё же был сомнительным. То, что адвоката застрелили в кресле, подтверждали мелкие брызги на диване и голубоватом коврике. Если бы я не сбегал с уроков физики, чтобы целоваться с Мэри Филлион в небольшой деревянной беседке возле школы, я бы, может, и рассчитал траекторию, по которой эти брызги летели, и восстановил первоначальное положение кресла. Но мне не повезло. Пришлось двигать наугад. Я поставил диван и кресло таким образом, чтобы мне, войдя в комнату, было удобно сделать выстрел в затылок сидевшему в кресле, соблюдая условие параллельности с экраном телевизора. И только тогда понял, зачем убийца двигал мебель. Несколько капелек крови после выстрела попали на тот участок пола, который был скрыт диваном и креслом, когда я пришёл. Они образовали небольшую лужицу, в которой частично отпечатался след мужского ботинка. Но зачем убийце прятать совершенно неясный отпечаток, когда в доме полно других его следов? Совершенно неясно. Осмотрев оставшуюся часть дома и не найдя ничего более или менее интересного, я вернулся в гостиную и снял трубку с телефона, стоявшего на полированной деревянной полке на стене возле телевизора.
– Алло, полиция? Мне нужен капитан Кастелло из отдела убийств, – на том конце провода послышалось какой-то шуршание.
– Я слушаю, – сказал Фрэнки через несколько мгновений.
– Фрэнки, только не вешай трубку! – быстро выдохнул я. – Я звоню тебе из дома Уиллоу. У меня тут есть отличный сувенир, который вы проглядели.
– Жди там, – сухо произнес Кастелло и бросил трубку.
Ему всё ещё мерещился ценник у меня на лбу.
Я жутко не люблю находиться в доме, хозяин которого пересек реку мертвых. Есть в это что-то зловещее. Такое ощущение, что стены обретают глаза и сверлят ими твоё тело, упиваясь твоим страхом. Поэтому я решил выйти наружу и ждать Фрэнки там. Хмурое утро, нарисованное грубыми мазками серой гуаши над Городом, превратилось в такой же хмурый день. Снежинки, отливавшие свинцом, падали хлопьями на пустынные улицы, по которым ещё полчаса назад спешили на работу кое-как вырвавшиеся из объятий Морфея жители. В какой-то момент я понял, что снег не просто отливал свинцом. Это были пули. Тысячи пуль, разом полетевших в меня. Бежать было некуда. И незачем. Смертоносные осадки решетили моё тело, дробя кости и роняя тяжелые капли крови на белое покрывало, постеленное зимой на холодный асфальт. Кровь окрашивала снег в розоватый цвет, с каждой новой каплей становившийся ярче и темнее. Но я был жив. Жив, даже несмотря на то, что около десяти пуль пронзили моё сердце. Я упал на колени, протянул к небу простреленные руки и заорал.