Но на моё счастье, небеса протянули мне руку в виде телефонного звонка. Я снял трубку с аппарата и едва слышно сказал:
– Алло.
– Майки… – дрожащий голос будто бы принадлежал Фрэнки, но я никогда не становился свидетелем такого его состояния. Кастелло будто бы захлёбывался плачем, в то же время пытаясь говорить. – Майки… она… её… Майки…
– Я сейчас приеду, – произнес я и опустил трубку на рычаг. Случилось что-то ужасное, внутренний голос тихонько подсказывал, что именно, но я отказывался верить его словам.
Небеса никогда не были справедливыми. Позволяя худшим из мразей и дальше чернить кровь Земли, они посылают ангелов смерти за хорошими людьми. За теми, чьё присутствие рядом излечивает раны души и тела, чьё тепло заставляет поверить в то, что жизнь прекрасна. Они оправдывают зверства крестовых походов, индульгенции и сожжения еретиков, но нетерпимы к тем, кто живет, не разбивая лбов об алтари. Они прощают убийц, заставляя их руками страдать тех, в ком нет вины. Они допустили то, что я стал таким – исполненным ненависти и жажды отмщения, могущим преступать черту, проведенную заповедью «Не убий», снова и снова. А может, они просто алчут людской крови? Может, они наслаждаются зрелищем войн и разрушений, видят непостижимую моему разуму эстетику в изувеченных снарядами и выстрелами детях и поруганных женщинах?
Ответа на этот вопрос мне не узнать. Я не разговариваю с небесами. Я разговариваю с Кларой у её могилы. С её незримым призраком, заполнившим пустоту внутри меня после того, как Винсент совершил своё злодеяние и получил за него сполна. Я разговаривал с Серджио, когда смотрел на его кресло, перешедшее, как эстафетная палочка, в безоговорочное владение Элли как только она переступила порог моего дома. Теперь кресло снова будет пустовать. Не будет хранить тепло превосходной обнаженной попки женщины, чья страсть затмевала все её недостатки. Элли больше не откинется на спинку, обхватив меня своими восхитительными ножками, не усладит мой слух своими громкими стонами. И не обмякнет в моих объятьях, когда сражение двух начал, мужского и женского, завершится обоюдным триумфом.
Подобно мне, Фрэнки тоже потерял всякий интерес к тому, что над нами. Но потерял всего несколько часов назад, судя по тому, что тело его жены, пухленькой Амели, ещё не успело остыть. Распростёртое посреди гостиной, оно было похоже на большой лоскут ткани тёплых тонов, из которой сотканы наши воспоминания о былых мгновениях счастья. Между грудей, удивительно маленьких для комплекции Амели, зияла дыра, оставленная (это у меня не вызывало никаких сомнений) пулей «Магнума». И кому принадлежал этот «Магнум», у меня тоже не вызывало никаких сомнений. Проклятый мертвец в квартире Лизы успел перед своим отбытием в преисподнюю погасить два огонька, пылавших в ночи, навеки. Элли и Амели. Я не имею никакого права сравнивать их и то, кем они были для меня и Фрэнки, и всё же, как мне казалось, я прекрасно понимал Кастелло. Понимал, почему он плачет, почему с силой сжимает руку Амели, почему рассказывает ей, как прошёл его день и что он сделает с тем, кто отнял её у него. Впрочем, о том, что убийца уже стал счастливым обладателем свинцовой награды, Фрэнки ещё не знал, и я поспешил избавить его от оков неведения. Когда я дошёл до того места, где Лиза буквально вырывает меня из цепких лап смерти, Кастелло криво улыбнулся и произнес:
– Везёт тебе с женщинами, чёртов проходимец, – он даже не посмотрел в сторону Лизы, облокотившейся на стену гостиной и потерявшей дар речи от созерцания такого количества трупов за один день. – А вот мне… Если бы я не задержался в участке с этим проклятым отчётом…
– Амели не имела ко мне никакого отношения, – перебил я в попытке не дать Фрэнки погрузиться в болото самобичевания. – Какой смысл был убивать её?
– Не имела отношения? – с горькой усмешкой переспросил Кастелло. – А это ты видел? – он протянул мне обрывок бумаги с выведенными аккуратным почерком словами «Ты неудачно выбираешь себе друзей, капитан». – И кто, по-твоему, мой «неудачно выбранный друг»?
– Господи, – у меня закружилась голова, и я почувствовал, как к горлу подступает тошнота. – Так это я во всём виноват! Я так скверно сработал в «Шарме», что тебе пришлось меня прикрыть и тем самым впутаться в это дело! Я – скотина, Фрэнки! Вышиби мне мозги, посади на электрический стул, да хоть задуши своими руками!