– Представляю, – ответил я. – Жизнь моей жены забрали улицы, напичканные отрепьем. Тридцать шесть кредитов. Вот она – цена человеческой жизни. Но знаете что самое смешное? Этого ублюдка выпустили на свободу через несколько дней. Я нашел его и убил, медленно и жестоко, но это не вернуло мне Клару. И мира в душу не принесло.
– И как вы смогли преодолеть это? – Николь выглядела так, будто вот-вот расплачется. Я пересел на диванчик и обнял её. Никто не заслуживает такой боли. Видит Бог, никто.
– Я просто не переставал смотреть в небо, ведь там всё равно когда-нибудь будут видны звёзды.
– Вы удивительный человек, мистер Гомес, – почти прошептала Николь, и этот шепот обжег мне шею.
– Надеюсь, это не помешает, – улыбнулся я.
– Чему? – Николь посмотрела мне в глаза. Я увидел в её взгляде то, о чем мечтал с того самого дня, как она переступила порог нашей конторки.
– Этому, – я поцеловал горячие влажные губы женщины и почувствовал, как по её телу восхитительной дрожью пробежала волна возбуждения. Я был её героем. Героем, которому она решила подарить лучший из трофеев – своё восхитительное тело.
Утро нового дня нежно-розовым вином растекалось по крышам домов. Впервые за эту неделю из-за облаков выглянуло солнце. Его мягкие теплые ладони нежно поглаживали серый асфальт Корветт-драйв. Я стоял у открытого окна спальни, ещё хранившей жар ночи, проведенной с Николь, и курил сигарету. Я снова почувствовал себя живым. На короткий, но столь чудесный миг перестал быть ночным призраком, вершащим свой суд над неспособными жить по правилам сволочами. И это чувство клокотало в груди, вытесняя поселившийся там мрак и чувство безысходности. Может, Серджио прав, и мне стоит попробовать начать жизнь с чистого листа?
«Нет, приятель, война ещё не окончена». Словно в подтверждение моих мыслей, к соседнему дому подъехал бирюзовый фургон, о котором вчера говорила Николь, и остановился у обочины. Похоже, всё действительно серьёзно. Я отошёл от окна и оделся. Поцеловал спящую Николь и выскочил на улицу через заднюю дверь, благо её страстные поклонники женщины оставили без внимания. Хотя почему поклонники? Соглядатай вполне мог быть один. В любом случае был лишь один способ выяснить это.
Я вышел на соседнюю улицу, пробежал один квартал и, вернувшись на Корветт-драйв, неторопливо пошел к дому Николь, изо всех сил изображая этакого ротозея, ищущего нужный адрес. Актер из меня неважный, но, думаю, хотя бы эта роль у меня удалась. На руку играло то, что на улице никого не было. Можно было спросить у водителя фургона дорогу, и это будет выглядеть вполне естественно. Я так и сделал. Подойдя к машине, я постучал в тонированное окно, в котором отражались вновь появившиеся на небе тучи. Стекло медленно опустилось. Теперь я мог их разглядеть. Да, теперь было ясно, что «их». Тот, который сидел за рулем, был наголо бритым мулатом с толстыми губами, низким лбом и маленькой золотой сережкой в ухе. Его спутник – тощий азиат, короткая стрижка, маленькая козлиная бородка. Оба были одеты в практически одинаковые строгие костюмы, готов поспорить, что они покупали их в одном магазине.
– Чего тебе? – недовольно спросил мулат, смотря на меня с таким презрением, словно я был виновен в том, что нам надрали задницы во Вьетнаме.
– Доброе утро, господа, – как можно более вежливым тоном произнес я, широко улыбаясь. Со стороны наверняка выглядел как идиот, и это было замечательно. Никто не возится с идиотами. – Вы не знаете, где четырнадцатый дом?
– Вообще-то на них на всех есть номера, приятель! – подал голос азиат. Писклявый, как у девчонки. – Читать-то умеешь, наверное? – и стекло поползло вверх.
Я сделал вид, что оскорбился таким ответом, и зашагал дальше по улице, опустив голову. Однако в мои планы не входило то, что четырнадцатый дом был ярдах в десяти впереди. Нужно было что-то делать, притом срочно. Ребята в фургоне наверняка наблюдали за мной. Я остановился, достал из кармана клочок бумаги и стал в нее пристально вглядываться, так, чтобы со стороны казалось, что я сверяюсь с адресом. Потом хлопнул себя по лбу, мол, вот я дубовая голова, и, ускорив шаг, направился к перекрестку, где Корветт-драйв, подобно притоку реки, впадала в Централ-авеню. Здесь можно было поймать такси, что я и намеревался сделать. Через полчаса в «Дьютимен» прибудет Фрэнки с порцией новостей. Времени было не так много, если учитывать, что от Корветт-драйв до 42-й около двадцати миль. Долго ждать не пришлось, буквально через минуту возле меня затормозило старенькое такси с облупившейся в нескольких местах краской. Я сел, назвал адрес, и машина тронулась. Не знаю, какое из чувств нашептало мне посмотреть назад. Но то, что я увидел, заставило меня довольно улыбнуться.