«Хватит, идиотка, — одернула она себя. — Думай о деле!»
В том-то и заключалась проблема. Она открыла очередную коробку и с отчаянием уставилась на стопку потрепанных журналов «Нэшнл джиографик». Они с Диллоном сидели на чердаке уже несколько часов, но не приблизились к разгадке таинственного самоубийства бабушки ни на шаг.
Начали они с бабушкиного кабинета. Это заняло все утро. Затем дела пошли быстрее. Они почти закончили осмотр дома, остался чердак, доверху забитый всякой рухлядью. Впрочем, учитывая скорость, с которой они продвигались, сидеть на чердаке им предстояло не меньше недели.
Ноилани тщательно просматривала каждый журнал, прежде чем положить его обратно в коробку. С тяжелым вздохом она упаковала очередную пачку журналов, отодвинула в сторону коробку и потянулась за следующей пачкой, но вместо нее увидела небольшую картонку.
— О господи, — прошептала она, откинув крышку.
— Что-то нашли? — спросил Диллон, который в это время выдвигал ящики старинного комода. Бросив комод, он стал пробираться к ней, перелезая через нагромождения коробок, ящиков и старой мебели. — Что там?
— Ничего.
Она неловко прикрыла бумаги руками, только руки почему-то перестали ее слушаться.
— Вы что-то нашли, это ясно. Что-то ужасное, потому что вы бледная как привидение. А ну-ка позвольте!
Диллон взял из ее рук коробку, открыл крышку и наугад вытащил первый попавшийся конверт, один из нескольких сотен. Пару секунд он смотрел на него в молчании.
— Какого черта? — вырвалось у него, когда он бросил на девушку взгляд, полный гнева и боли. — Оказывается, ты хорошая актриса, Ноилани, я не ожидал. Я думал, что ты меня не узнала, а выходит, сразу меня раскусила, да? И специально сюда притащила. Придумала какой-то дурацкий предлог и притащила.
— Ничего подобного! Это все Лили. Она узнала, что я ищу частного сыщика, чтобы расследовать смерть бабушки, и нарочно оставила на столе твою визитку…
— Я одного понять не могу: зачем ты хранишь письма, которые даже не удосужилась прочитать?
— Значит, ты мне писал… — сказала она так, словно сама не верила своим словам.
Он сдвинул брови:
— Да, писал, черт побери! Писал каждый чертов день целый год.
— Я не получала твои письма, — сказала она. — Должно быть, бабушка… — У нее перехватило дыхание, когда она представила себе, как страшно та ошибалась. Но почему? Зачем она прятала письма? Если только… — Наш поцелуй, — прошептала Ноилани. — Она видела, как мы целовались в конюшне.
Он выронил письма, схватил ее за руки и заставил встать.
— О чем ты говоришь?
— Я думаю, что бабушка перехватывала твои письма. Только не могу понять, зачем она складывала их на чердаке.
Он отпустил ее руки, но не произнес ни слова.
— Я должна была что-то заподозрить, когда бабушка вдруг отправила меня учиться в школу-интернат. Это случилось через неделю после нашего поцелуя. — Она помолчала. — Господи боже, нам было тринадцать и четырнадцать! Она подумала, что мы сбежим?
Ноилани делано рассмеялась, но ее голос дрожал.
Однако Диллону было не до смеха.
Она протянула руку и провела пальцами по его лбу:
— Можно попросить тебя об одной услуге?
— Какой? — хрипло спросил он.
— Поцелуй меня.
Шестнадцать лет — большой срок. За это время память об их первом поцелуе, возможно, потускнела. Тогда поцелуй Диллона показался ей, тринадцатилетней, каким-то особенным, но сейчас она взрослая, более опытная и менее впечатлительная.
«А может, память не потускнела?» — решила она через несколько секунд, когда губы Диллона прижались к ее губам. По телу пробежала горячая волна, и наслаждение захлестнуло ее.
— Bay, — выговорила она, когда он ее отпустил.
Тяжело дыша, Диллон прижался лбом к ее лбу.
— Раз «вау», тогда я говорю «черт меня побери», — сказал он. — Знаешь, давай на всякий случай еще раз, чтобы проверить, вдруг мы переигрываем?
— Ты хочешь поцеловаться еще раз?
— Ну да.
От его улыбки у нее все внутри перевернулось.
— Почему бы и нет? — сказала Ноилани, стараясь казаться беспечной.
Диллон взял ее лицо в свои ладони и прижался губами к ее губам, сначала нежно и чувственно, затем крепко и требовательно. Он ощущал на своих губах вкус кофе и корицы, горячий, сладкий и до боли восхитительный. Ноилани прижалась к нему, купаясь в волнах ощущений, — она словно осталась без костей, без мыслей…