И что еще удивительнее — откуда она знала, что Ноилани сердится на свою бабушку, если она сама не хотела себе в этом признаться?
Диллон, которого, по-видимому, раздирали демоны внутренних противоречий, не ответил.
— Может, она ее и не знала, — продолжала болтать Ноилани. — Может, она просто прочитала о смерти деда в газетах, а когда я назвала свое имя, тетушка Полли вспомнила ту историю.
Впрочем, это не объясняло некоторые замечания, которые старушка делала во время разговора в машине.
Следующие полмили они проехали молча. Затем, когда миновали столбы, обозначающие въезд на плантацию, Диллон заговорил:
— Ты заметила, что лежало в сумке тетушки Полли?
— Нет, — ответила несколько озадаченная Ноилани.
Диллон заехал на стоянку и выключил двигатель.
— Слезы Пеле, — сказал он. — Сумка была набита ими. Я увидел, когда передавал ее старушке.
— Слезы Пеле?
Он кивнул.
— В таком случае, если она их коллекционирует, то вполне могла знать бабушку. — Внезапно Ноилани остановилась. — Почему ты на меня так смотришь?
— Потому что ты полностью игнорируешь причину и следствие. В лобовое стекло попадает кусочек обсидиана. Через несколько минут, когда мы останавливаемся, чтобы проверить повреждения, кто оказывается на дороге? Женщина с сумкой, полной обсидиановых камешков. Вот тебе причина и следствие.
— Ты хочешь сказать, что это тетушка Полли кинула в нас камнем? Специально?
— Очень может быть.
— Но зачем? Чтобы мы остановились и подвезли ее?
Диллон пожал плечами, отстегнул ремень безопасности и вылез из джипа.
— Я думаю, нужно закончить осмотр чердака, — без особого энтузиазма сказал он.
— Осматривай, если хочешь, — сказала Ноилани. — А я хочу немного подумать. Если я тебе понадоблюсь, буду в беседке.
— Здесь есть беседка? Где?
— Вон там, за деревьями, на той стороне пруда.
— А компания тебе не нужна? — спросил он, беря ее за руку.
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Нет, не такая, — сказал он. — Если, конечно, — тут он ослепительно улыбнулся, — тебе хочется такой компании.
— Когда ты так на меня смотришь, я вижу мальчишку, в которого влюбилась много лет назад.
Он вновь улыбнулся, и ее сердце забилось сильнее.
— Помнишь, я сказал тебе, что моя собака попала под машину? — спросил он.
Она кивнула:
— А я хотела тебя утешить и принесла ананасовое мороженое.
— Мое любимое, — сказал он.
— Только к тому времени, когда я тебя нашла…
— Дядя Лопака отправил меня чистить сеновал.
— …мороженое превратилось в липкую ананасовую кашу.
— Ну и что? Важно внимание.
Его поцелуи, сначала нежный, быстро стал страстным и требовательным.
Когда он наконец разжал руки, она взглянула на него; ее тело подрагивало, мысли путались.
— Мы больше не дети, — сказала она, но Диллон давно понял, что сопротивляться она не станет.
— Какая разница? Химия все равно та же самая, — сказал он, вновь ослепительно улыбнувшись. И вдруг схватил ее, взвалил на плечо и направился к беседке.
— Эй, ты что? Отпусти меня!
— Всему свое время, — ответил он и шлепнул ее по заду. — Перестань визжать, а то я тебя уроню, и ты упадешь прямо на свою хорошенькую головку.
Падать на голову ей не хотелось, зато если… Вися вниз головой, она вытащила его рубашку из джинсов и схватилась руками за его голую спину.
— Что ты там делаешь? — спросил он.
— Кое-что проверяю, — ответила она.
— В таком случае, — сказал он и провел рукой по ее бедрам, — я тоже кое-что проверю.
Беседка представляла собой восьмиугольное строение, где вдоль семи стен тянулись деревянные диванчики. Диллон опустил Ноилани на красно-белые подушки, уложенные на диванчике напротив входа.
— Замечательно, — насмешливо сказала она, изображая испуг, — сначала девушкой воспользоваться, а потом ее бросить.
Диллон сбросил туфли, джинсы и рубашку.
Ноилани следила за его движениями огромными блестящими глазами.
— Мы сейчас займемся этим, да?
— Да, — ответил он, сел рядом с ней и принялся снимать с нее одежду, что оказалось несколько труднее, чем он думал, особенно когда розовый кружевной лифчик зацепился за цепочку на шее.
— Не дергай, — сказала она, — порвешь.
— Лифчик? — спросил он и вдруг понял, о чем она говорит, когда увидел кулон. На груди Ноилани, четко выделяясь на белой коже, висела крошечная головка лошади, вырезанная из дерева коа. — Ты хранила мой брелок? Все эти годы?