- Так не оставишь?
- Нет, голубушка. Я всегда буду рядом.
Дженнифер знала, что та бесстыдно лжет.
- Пожалуйста, Маргарет. Ты мне кажешься очень добрым и отзывчивым человеком. Пожалуйста, очень прошу.
- Голубушка, да ведь он и вправду любит вас. Он и приходит-то сюда именно потому, что очень вас любит. От Брайана меньше всего можно ждать дурного, и вам совершенно нечего бояться.
Дженнифер вздрогнула при упоминании этого имени.
- Я знаю, ты думаешь, что я умалишенная… что у меня туман в голове…
- Немного из Эмили Дикинсон, и все станет на свои места.
- У меня действительно в голове все перепуталось, - пожаловалась Дженнифер, в отчаянии чувствуя, что голос ее все более и более слабеет. - Но в этом я уверена. В этом я уверена на все сто процентов.
Голосом искусственно-проникновенным и потому абсолютно неспособным передать истинный мощный внутренний подтекст позэии Дикинсон сиделка начала читать:
Любовь есть все, что есть,
Все, что мы знаем о Любви.
3
Половину большого стола на просторной кухне Рикки Эстефана занимала клеенка с разложенными на ней миниатюрными электроприборами и инструментами, с помощью которых он мастерил различные поделки из серебра: ручная дрель, граверный инструмент, корундовый диск, полировальный круг и другие, менее узнаваемые инструменты. По другую сторону от инструментария, аккуратно расставленные рядами, стояли бутылочки с жидкостью, баночки с таинственными порошками, рядом с которыми внаброс лежали миниатюрные кисточки для красок, марлевые тампоны и ершики из стальной витой проволоки.
Гарри застал его в тот момент, когда он занимался изготовлением двух прелестных вещиц: броши в виде изумительно исполненного скарабея и массивной пряжки для ремня, сплошь покрытой символикой одного из индейских племен, то ли навахо, то ли хопи. Изготовление ювелирной бижутерии было второй специальностью Энрике.
Кузнечное и формовочное оборудование он держал в гараже. Но когда работа близилась к концу и оставались только завершающие штрихи, он обычно приносил изделие на кухню, где из окна мог любоваться на посаженные в саду розы.
Даже сейчас, за потоками серой, льющейся сверху воды, можно было разглядеть яркие, пышные бутоны - желтые, красные, коралловые, некоторые величиной с приличный грейпфрут.
Со своим кофе Гарри примостился у незагроможденной части стола, а Рикки, шаркая ногами, отправился на противоположную сторону и поставил свои чашку и блюдце прямо посреди баночек, бутылочек и инструментов. Медленно, почти нe сгибаясь, словно разбитый подагрой восьмидесятилетний старик, опустился на стул.
Три года тому назад Рикки Эстефан был полицейским - одним из лучших, - работавшим в паре с Лайоном. И слыл красавцем, и волосы у него были не бледно-желтого цвета, как сейчас, а черные и густые.
Жизнь его полностью изменилась с того момента, как он, войдя в продуктовый магазин, нежданно-негаданно оказался в центре ограбления. Взвинченный до предела бандит был наркоманом и срочно нуждался в наличном капитале для удовлетворения своей пагубной страсти, и то ли сразу разгадал в Рикки полисмена, то ли заранее решил убрать с дороги любого, кто вольно или невольно помешает процессу перевода денег из кассы в свои карманы, как бы там ни было, но он выстрелил в Рикки четыре раза подряд, промахнувшись только единожды и всадив ему одну пулю в бедро и две в живот.
- Как ювелирные дела? - поинтересовался Гарри.
- Отлично. У меня подчистую скупают все, что делаю, а заказов на пряжки для ремней хоть отбавляй, еле успеваю выполнять.
Рикки отпил кофе и прежде, чем проглотить, немного подержал во рту, смакуя его. Кофе не входил в его рацион. Стоило ему выпить чуть больше мизерной нормы, как тут же восставал желудок - вернее, то, что от него осталось.
Получить пулю в живот легко, а вот выжить после этого неимоверно тяжко. Ему повезло, что пистолет оказался мелкокалиберным, но не посчастливилось, что стреляли в него с чересчур близкого расстояния. Для начала Рикки лишился селезенки, части печени и небольшой доли толстой кишки.
И, хотя хирурги сделали все возможное, чтобы удалить из брюшной полости разнесенные пулями нечистоты, у Рикки быстро стал развиваться острый травматический перитонит.
Он чуть не отдал концы и уцелел только чудом. Тогда началась газовая гангрена, а так как никакие антибиотики были не в состоянии ее остановить, ему снова пришлось лечь под нож, в результате чего он напрочь лишился желчного пузыря и части желудка. Но и этим дело не кончилось: началось заражение крови. Температура поднялась выше, чем на обращенной к Солнцу стороне Меркурия. Снова перитонит и удаление еще одной доли толстой кишки. Все это время он держался молодцом, не унывал и в конце концов увидел Божье провидение в том, что удалось сохранить хоть какую-то часть желудочно-кишечного тракта и тем самым избежать унижения до конца дней своих постоянно таскать с собой мешок для фекалий.