Нам объяснили, что произошло, — нападение инопланетных сил. Сначала это казалось шоком. Мир просто перевернулся. В ужасе смотрели мы на экраны телевизоров, где в мутных, трясущихся кадрах, заснятых случайными камерами, мелькали очертания тяжелых космических крейсеров. Пришлось принять, свыкнуться с мыслью, что внеземные цивилизации существуют, что они разумны и что они намерены истребить человечество — как в самых страшных фантастических фильмах. Мы жили каждый день как последний, готовясь бежать в убежище по первому вою сирены. Но постепенно и к этому привыкли. Человек ко всему привыкает.
Инопланетяне, тем не менее, не давали о себе знать более трех лет. А потом, в один день, мы потеряли контакт со всеми остальными городами. Президент Ллойд выступил с обращением к горожанам, в котором говорилось, что все прочие укрепления, кроме нашего, были уничтожены пришельцами и что Доминион остался единственным оплотом человечества на Земле.
Руководство Доминиона быстро прибрало бразды правления к рукам, установив абсолютную диктатуру президента. Все ветви власти теперь управлялись Ллойдом лично. Выход из города гражданским запретили из соображений безопасности. Мониторить пространство Пустоши поставили патрули, выискивающие признаки присутствия инопланетян. Но те больше не появлялись. То ли они решили, что с нас достаточно, то ли готовились к новому, более масштабному вторжению.
Само собой, были и те, кто подверг сомнению все события минувших лет и попытался выступить против консолидации власти в руках президентской группировки. Но их быстро объявили вне закона. Движение Сопротивления, поначалу оформившееся как оппозиционное, превратилось в малочисленное подпольное братство революционеров. Лозунгом Сопротивления стала правда. Правда и ничего, кроме правды.
Требования оппозиции: продолжение поиска контактов с остальными городами, обнародование результатов исследований причин катастрофы и военно-научного наблюдения за космической зоной, установление государственного демократического строя, прекращение преследования инакомыслящих, освобождение всех политических заключенных — ни разу не были выполнены. Но как действующий участник Сопротивления и как его бессменный лидер с момента показательной казни Джордано «Сокола» Ренци, я еще раз клянусь: я отдам свою жизнь ради того, чтобы люди узнали истину — какой бы она ни была.
***
Решил я отдохнуть после тяжелого дня. Пивка себе синтетического достал из холодильника, на диване растянулся, телик включил. После ежевечерней речи президента («внутренние враги народа подчас опаснее внешних, долг каждого сознательного гражданина сообщить» и бла-бла-бла) футбол пошел: сборная мостотреста против сборной университета. Только расслабился — слышу звонок в дверь. «Кого нелегкая в пятницу вечером принесла», — думаю. Открываю — Расмуссен.
— Ну проходи, — говорю, — гостем будешь. Пива налить?
— Нет, — говорит, — не пью.
— Крепче нету, — говорю. — Виски порошковый кончился, а текилу последнюю вчера с Дэнверсом распили.
— Нет, — говорит, — вы меня не так поняли. Я вообще не пью.
И законфузился.
— Извини, — говорю, — с дурью сейчас тоже проблемы. Там кого-то из чайнатауна прихватили за яйца, перебои теперь с поставками.
Тут он совсем замялся.
— Как хочешь, — говорю. — Больше ничего предложить не могу. Зачем пожаловал?
Лег я обратно на диван, а Расмуссен на углу стола пристроился.
— Лейтенант Ли, — говорит, — а все-таки, как думаете, что мы с вами нашли?
— Не знаю, — говорю, — ничего хорошего.
— И не хотите узнать?
— Не хочу.
— А я, — говорит, — хочу. Очень.
— Забудь, — говорю. — Меньше знаешь — крепче спишь.
— И все же… что это, по вашему мнению?
— Биологическое оружие инопланетян, — говорю. Скорее, чтобы отвязаться от Расмуссена, так сказал. А он вскочил и забегал по комнате. Впечатлился, видимо.
— Вы верите в пришельцев, лейтенант? — спрашивает.
— Странный вопрос. Конечно, верю.
— А вы хоть раз их своими глазами видели?
Подозрения у меня Расмуссен стал вызывать.
— Поосторожнее, сержант, с такими словами, — говорю. — Ты что, враг народа? Боже упаси нам с пришельцами лично встретиться. Они и так нас разбомбили вчистую. Телевизор, что ли, не смотрел? Съемки же были, когда Бангкок взрывали.
— А вам не кажется сомнительным, что сохранились эти пленки, когда целые страны зачистили?
— Не кажется, — говорю. — Можете не пытаться меня вербовать в свое расследование, сержант Расмуссен. Меня это не интересует.
В общем, съехал я с этой скользкой темы, поговорили мы еще немного ни о чем, и он ушел. Я еще пивка взял. Сижу, думаю, и начало до меня доходить, что Расмуссен-то, пожалуй, того — из этих. Из оппозиции. Больно он странный какой-то. Лезет, куда не просят, интересуется, чем не надо. Не пьет, не курит, вопросы задает каверзные. Стал я дальше мысль развивать и понимаю: мне же его с префектуры прислали. Само собой! Решили меня на благонадежность проверить. Поэтому он ко мне домой и заявился — задание отрабатывает. Небось со мной поговорил и отчет пошел строчить, гнида… В любом случае мне одно остается — предоставить заявление в Преториум. Чего от меня, собственно, и ждут. Я не стукач, но форму доклада знаю.
***
Из дневника Белой Рыси. Запись № 66.
Устройство Доминиона.
В центре города находится Преториум — административный квартал, на главную площадь которого выходит президентский дворец, в котором проживает президент Ллойд. Там же располагаются соединенные между собой министерства, научные институты и здание префектуры — следственно-полицейского подразделения Доминиона. Элитный центр кольцом охватывает Эспланада — бульвар с металлическими арт-конструкциями. Сам город окружен многослойными стенами высотой в 250 метров и накрыт куполом из особо прочного стекла. В Пустошь ведут четыре прохода — Северный, Южный, Восточный и Западный — называемые Вратами. Врата строго охраняются, а каждый проходящий сквозь них подвергается тщательному сканированию с целью идентификации личности.
Лучами расходящиеся из центра улицы приводят к трущобным окраинам, где люди вынуждены выживать в условиях ужасающей нищеты. Повсюду процветает преступность и проституция, а также меновая торговля вещами и искусственными продуктами питания. Больше всего в цене предметы, оставшиеся со времен до катастрофы. Население, призванное работать за идею, проводит свой досуг за синтетическим алкоголем и наркотиками…
Тем не менее президент Ллойд (из официальных титулов: Благодетель, Гарант Мира, Dominus Dominioni и прочие, не менее пышные и пустые имена) пользуется огромной поддержкой. Люди, бледные от недостатка света и кислорода, страдающие тяжелыми заболеваниями, возникшими после трагедии, превозносят его до небес и искренне верят, что без него их вовсе бы не существовало. На Центральной площади даже стоит памятник президенту, воздвигнутый благодарными верноподданными. Они не могут — и не хотят — вообразить, что причины произошедшего, возможно, не связаны ни с какими пришельцами, и более того: что инопланетян вовсе не существует, доказательства — подделаны, а сама катастрофа — дело рук вполне земных существ.
«Сомнение — это путь к Истине; кто не сомневается — не видит, кто не видит — не понимает, кто не понимает — остаётся в слепоте и в заблуждении». Многие члены Сопротивления жестоко пострадали, отстаивая это старое изречение на митингах, вспыхнувших после объявления Доминиона последним городом на Земле. Большая часть из них до сих пор сидит в карцерах Преториума, не надеясь на освобождение; несколько человек во главе с идеологом движения Джордано Ренци были расстреляны на Центральной площади за экстремизм в присутствии нескольких десятков тысяч воодушевленных зрителей.