— В последние несколько минут.
— Пойдемте посмотрим, готовы ли снимки.
Снимки только что проявили, они были еще мокрыми, когда рентгенолог прикрепил их к экрану.
— Травма серьезная, с переломом и вдавливанием. Боюсь, идет внутреннее кровотечение. Надо немедленно вскрывать. Скажите в операционной, чтобы готовились.
— Я уже предупредила.
— Молодец, — снова похвалил он, — зовите скорее анестезиолога.
Мэри никогда еще так не восхищалась действиями мистера Кохрейна, его высоким профессионализмом, как во время этой необыкновенно длинной, изматывающей операции. Наконец все было закончено, и мистер Кохрейн, выйдя в докторскую, без сил рухнул в кресло. Мэри впервые видела его таким усталым.
— Принести вам что-нибудь? — спросила медсестра, просунув голову в дверь.
Анестезиолог покачал головой:
— Нет, спасибо. Мне бы поскорее добраться до кровати.
— А я не откажусь. Чаю и бутерброды с ветчиной, — сказал доктор Кохрейн. — Ее муж все еще здесь?
— Он ждет в приемном, — доложила ночная медсестра.
— Надо выйти к бедняге, поговорить с ним. — Он поднялся с места.
— Что вы сказали мистеру Дженнингсу? — спросила Мэри, когда мистер Кохрейн спустя несколько минут вернулся.
— Сказал, что у нее есть шанс выкарабкаться. Надо ждать. Критическими будут первые сутки.
Глядя на расстроенное лицо Мэри, мистер Кохрейн нахмурился. Потом сказал:
— Врачу нельзя поддаваться чувству жалости к каждому пациенту, иначе вы просто сойдете с ума. Вы считаете меня бессердечным, ведь так? Когда-то и я был таким, как вы, и теперь исхожу из своего опыта. Если вы знаете, что сделали все, что в ваших силах ради больного, то пусть ваша совесть будет чиста, все остальное оставьте на милость Бога и на желание самого пациента выкарабкаться.
Выпив две чашки чаю и съев три бутерброда, Мэри почувствовала себя гораздо лучше.
— Пойду взгляну на миссис Дженнингс, — сказала она, вставая со стула.
Мистер Кохрейн тоже поднялся:
— Нет. Вы пойдете спать. Я сам зайду к ней. Вы стали очень бледной, — отечески улыбнулся он. — Не высыпаетесь, наверное, поздно ложитесь.
— Да, поздно. Сейчас почти три.
Он положил руку ей на плечо и задержал ее там.
— Вы очень помогли мне сегодня. Вы отличный ассистент, Мэри. — Он легонько подтолкнул ее к двери. — Идите спать и не вставайте, пока как следует не выспитесь.
Но Мэри, хоть и безумно устала, сразу не легла. Она еще долго сидела, расчесывая волосы. Потом она натирала кремом руки, кожа на них сохла от постоянного мытья. И все время вспоминала о том, как забилось ее сердце от прикосновения Ричарда Кохрейна.
Оно ничего не значило, это прикосновение. Просто он хотел выразить ей признательность за помощь. Мистер Кохрейн, безусловно, был не из числа докторов, флиртующих с сестрами или ассистентками. Наконец она легла и, как только ее голова коснулась подушки, крепко заснула.
Когда на следующее утро Мэри пришла в реанимацию, миссис Дженнингс все еще была без сознания. Но ее цвет лица уже не был таким синюшным, дыхание немного выровнялось. Ее муж уехал домой, но к вечеру вернулся.
— Кто сейчас с детьми? — спросила Мэри.
— Один из друзей, — ответил он измученным голосом. — Можно мне посидеть рядом с Уинни, доктор?
— Конечно.
— Ей, кажется, получше, доктор?
— Немного, — осторожно ответила Мэри. Она боялась внушать ему ложные надежды.
Пока Мэри отсыпалась, мистер Кохрейн успел сделать обход, наладить переливание крови одному из пациентов в мужской хирургии, осмотрел вновь поступивших и даже собственноручно заполнил карты.
— Что вы с ним сделали? — спросила дежурная сестра, лукаво улыбаясь. — Никогда еще не видела, чтобы он делал работу дежурного хирурга.
Суббота выдалась спокойной. После чая Мэри решила посидеть в садике около розовых кустов. Она предупредила дежурного оператора, где находится, на случай если ее станут разыскивать.
Она писала письмо родителям, когда на дорожке сзади раздались твердые шаги. Из-за угла показался мистер Кохрейн.
— Не вставайте. Я заехал осмотреть миссис Дженнингс. Ее состояние на удивление быстро улучшается. Мистер Робертс будет ее наблюдать, пока меня нет.
Он уже говорил несколько дней назад, что возьмет небольшой отпуск в конце мая, но она забыла.
Он присел рядом с ней на садовую скамью.
— Простите, но перед отъездом я хочу вас немного проинструктировать.