Мэри вскочила, радуясь, что можно оборвать неприятный разговор.
— Сядьте! — резко приказал он. — Вы еще не ответили на мой вопрос.
— Я хочу находиться поближе к дому. Мои родители скучают без меня…
— Чушь! — рявкнул он. — Я никогда еще не встречал такую счастливую супружескую пару. Они не из числа тех родителей, которые стремятся держать детей при себе чуть ли не до старости. — Он вдруг стукнул кулаком по столу. — Ну-ка, девушка, выкладывайте. Что за таинственная причина?
— Никакой тайны нет, мистер Кохрейн. Просто я поняла, что не создана для сельской жизни.
— Вы не умеете врать, Мэри. В чем же дело, моя дорогая? Прошу вас, скажите мне. — Его голос стал нежным.
Такое неожиданное участие было еще невыносимее, чем холодность и грубость.
— Но это мое личное дело… — Тут ее голос снизился почти до шепота.
— Что ж, вы правильно сказали — это ваше личное дело. — Его тон превратился в ледяной. — Я больше не стану вас расспрашивать, мисс Хантер. — Он встал и начал мыть руки.
Они больше никогда не возвращались к этой теме. Он вообще почти перестал разговаривать с Мэри. Наблюдательная Джо Миллер тут же заметила это и однажды вечером спросила Мэри:
— Чем вы так обидели доктора Кохрейна?
Мэри густо покраснела.
— Я ничего такого и не заметила, — буркнула она.
— Да бросьте! Раньше он вел себя с вами совсем не так.
— Кажется, я его обидела, — вздохнув, призналась Мэри. — Мне хочется поскорее уехать отсюда, Джо.
— Почему? Вы прекрасно со всеми поладили. Даже сестра Уайт в последнее время перестала к вам цепляться.
Это было правдой. Как-то во время недавней операции, когда мистер Кохрейн грубовато заметил Мэри, что она слишком медленно готовит лигатуру, сестра Уайт вдруг пришла ей на помощь:
— Доктор Хантер сегодня ассистировала доктору Робертсу.
— Бедняжка доктор Хантер, — насмешливо сказал он, — надеюсь, вы не свалитесь снова в обморок?
— Нет, сэр, — сдавленно ответила Мэри и так быстро подала последнюю лигатуру, что чуть не порезала ему руку ножницами.
— Эй, нельзя ли поосторожнее! Вам явно пора в отпуск. — Он повернулся к доктору Маккензи: — Скоро мисс Хантер нас покинет, но уже поступили три заявки на ее место.
Она старалась быть все время занятой, работала больше, чем требовалось, только чтобы ни о чем не думать. Миссис Дженнингс, которая до сих пор оставалась в госпитале, очень беспокоилась за Мэри.
— Вас что-то тревожит, доктор? У вас такой усталый вид.
Мистер Кохрейн взглянул на Мэри с лукавой усмешкой:
— Почему вы смутились, мисс Хантер? Или вы не согласны с миссис Дженнингс?
— Вы прекрасно знаете, в чем дело, — неуверенно возразила Мэри. Потом, решив, что все равно скоро уйдет отсюда, заговорила посмелее: — Или вы думаете, что мне приятны ваши бесконечные выговоры?
Усмешка сползла с его лица.
— Я всегда критикую своих хирургов. Это заставляет их быть в форме. Но мы с доктором Робертсом недавно говорили о вас и пришли к заключению, что вы лучший хирург из всех наших практикантов за последние годы.
Услышав это, Мэри нерешительно улыбнулась и, к своему удивлению, встретила ответную улыбку.
— Выше нос, малышка! Еще две недели — и вы избавитесь от меня навсегда. Не надо будет терпеть мое ворчание. Кстати, вы пойдете на наш танцевальный вечер в следующую субботу?
— Я собиралась поехать домой.
— Вы совсем скоро туда вернетесь насовсем, — возразил он. — Обязательно приходите на бал. Весь наш персонал будет там.
— Но у меня нет партнера, — растерянно сказала Мэри.
— Это не имеет значения, — махнула рукой Джо Миллер. — У нас здесь почти все идут без партнеров.
Бал устраивался каждый сентябрь в честь годовщины открытия госпиталя Чартфорда. Мэри позвонила матери и попросила прислать ей бальное платье и туфли.
Посылка прибыла в пятницу, Мэри не стала ее распаковывать заранее. Она всегда любила танцевать. Но при такой работе потанцевать никак не получалось.
В субботу она встала поздно и первым делом открыла посылку. Наверху лежала записка.
«Дорогая Мэри!
Твое старое белое платье совсем износилось. Это подарок от нас с папой. Надеюсь, тебе понравится. Желаем тебе хорошо провести время.
Мама».
Мэри осторожно вынула новое платье из коробки. У мамы всегда был отличный вкус. Мэри с восторгом смотрела на изысканное платье — шифоновое, персикового цвета, с воздушной широкой юбкой.
Она пожалела, что не успела сделать прическу перед балом. Но может быть, еще не поздно. Парикмахер в салоне Чартфорда явно питал слабость к медперсоналу госпиталя. Мэри позвонила в салон, и мистер Смит любезно согласился втиснуть ее в свой плотный график.