Вышел месяц из тумана...
Она не будет кричать. Не будет!
Вынул ножик из кармана.
Она завтра же напишет заявление. Еще одно заявление, которое, наверное, окажется бесполезным, но теперь-то есть повод! Незаконное проникновение в жилище.
Буду резать, буду бить.
И это подтверждает, что ее убить хотят! Хотят убить!
Стук в дверь был оглушителен, а сиплый голос незнаком:
– Эй, с вами все в порядке?
Нервы сорвались, Аленка завизжала.
Владу никогда прежде не приходилось выламывать двери. Но когда из дому раздался истошный визг, саданул плечом с размаху. И кувыркнулся в темные сени.
– Твою ж... вы где? Кто? Что с...
Она вылетела на него, как была – босая и в широкой ночнушке, – врезалась, не прекращая орать, заколотила руками в воздухе. Скрюченные пальцы полоснули лицо, съехали на шею, пытаясь зацепиться на горле.
– Да успокойся ты!
Влад оттолкнул ее. Отлетела. Ударилась в стену – на голову посыпалась мягкая рухлядь, – сползла на пол и, скукожившись, завыла.
Ну вот, только сумасшедших тут не хватало. Не нужно было лезть. У всех своя жизнь, и этой девице уж точно никакого дела до Влада нету. И ему не должно бы быть дела до нее.
Истеричка.
– Послушайте, – Влад опустился на колени, немного отполз – мало ли, вдруг снова кинется. – Я ваш сосед. Дом напротив.
Она всхлипнула:
– Ненавижу!
– У меня бессонница, – зачем он рассказывает? Ну хоть выть перестала, смотрит дико, непонимающе. – Я вышел из дому. Просто вышел. Воздухом подышать. Смотрю, к вам крадется кто-то. А потом назад. И очень быстро так. Ну я и решил проверить, так, на всякий случай.
Молчит. По лицу слезные реки текут, грязевые берега размазывают. Девочка-Пьеро, вечно в печали, ей бы руки заламывать и скулящим тоном на жизнь жаловаться, а она молчит. И молчание подталкивает Влада говорить. Оправдываться.
– Почему я сразу не заглянул? Неудобно как-то. А вдруг это ваш любовник был.
Она облизала губы и переспросила:
– Любовник?
– А что, тайные встречи, украденные поцелуи. И тут я проверять. Смешно вышло бы. Правда?
Неправда. Сейчас ей не до смеха. И ему тоже. Лицо горит – ну кошка драная, располосовала физию, – плечо ломит, а в голове одна мысль: дурак.
Девушка-Пьеро, опираясь обеими руками на стену, поднялась, глянула сверху вниз и жалобно спросила:
– Это ведь не вы? Поклянитесь, что это не вы.
– Клянусь.
– Он... он меня убить хочет. И письма носит. Говорит, сколько жить осталось. Сначала думала, что шутка, а он же ненормальный, он...
– Вот только плакать не надо!
– Первого мая, говорит... первое мая скоро. Три месяца всего. Три месяца – это очень мало, а я жить хочу. Я очень хочу жить.
– Я тоже, – Влад поднялся и, прикрыв дверь – покосилась, съехала с петель, – велел: – Давайте, рассказывайте всю правду. Потому как сдается, что мы с вами в одном положении. Ну если вам тоже три месяца дают.
Сидели на кухне. В жестяной кастрюльке купался кипятильник; две глиняные кружки, сестры-близнецы, ждали кипятка, сохраняя на донце чайный лист и сыроватый желтый сахар. В коробке оставалось еще на треть овсяного печенья и полторы вафли.
Настоящий ночной пир.
Хозяйка дома суетилась, скрывая за выдуманными хлопотами страх, а Влад не торопил. Оглядывался. Приглядывался, не столько к дому – он Аленке как шуба с чужого плеча, вроде и то, но явно не на нее шито, – сколько к новой знакомой. Узколица, остроноса, бровями черна, кожей смугла. Не слишком красива, но не сказать чтоб уродина. На любителя ягода.
– В мае началось. Наверное, первого. Я думаю, что первого, но тогда просто решила – шутят. По-дурацки, но...
Она внушаемая. Сказали – умрешь, – и поверила. Конечно, не сразу, но постепенно смирилась с мыслью, перестала искать выход. Да и какой тут может быть выход? В борьбе с тенью невозможно выиграть. Влад и сам находился в аналогичном положении. И потому искал общее между собой и этой девицей. Находил. Раздражался.
Выражение лица? Взгляд, в котором сквозила кроличья обреченность и даже готовность самому прыгнуть в пасть удаву, лишь бы поскорее прекратить мучения.
– А вы тоже прячетесь? – спросила Алена, отодвигаясь чуть дальше. Успокоилась? Перестала вдруг верить, посчитав, что он, Влад, подозрителен? А ведь подозрителен на самом-то деле. Если посмотреть на себя ее глазами.
– Тоже прячусь, – ответил он и, не желая рассказывать – что он мог рассказать, если сам толком не понимал, от чего и от кого он прячется, – добавил: – Но мои проблемы немного отличаются от ваших.
Вот именно, отличаются. Его проблемы лежат в области очевидного и невероятного. Или же свидетельствуют о глубоком внутреннем разладе и требуют обстоятельного лечения в каком-нибудь месте.