– Вам нужно лечь в больницу?
– Нет. – Она покачала головой. – У всех нас глисты.
Я купил Диего подборку вестернов Луиса Ламура, потрепанный экземпляр «Острова сокровищ» и несколько книжек с кроссвордами и головоломками. Габриэлла выбрала книжки-раскраски про принцесс, «Винни-Пуха» в твердой обложке и громадную коробку цветных карандашей, заявив, что она хочет научиться рисовать так, как я. Минут через двадцать мы уже стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу, на автобусной станции.
Я повернулся к Каталине и протянул несколько свернутых в трубочку стодолларовых бумажек.
– На то время, пока вы устроитесь.
Она думала было отказаться, однако поняв, насколько они ей нужны, сунула их в карман джинсов и посмотрела на детей. Догадываюсь, чего ей это стоило.
– Вы оба позаботьтесь о своей маме. Хорошо? – спросил я, наклонившись к детям. Те кивнули. Диего пожал мне руку, Габриэлла обхватила мать за ногу.
– Спасибо, мистер Джо-Джо, – произнесла Каталина.
– Просто Джо-Джо, – улыбнулся я.
Минут через пять, выехав из города, я остановил автомобиль и задумался, глядя сквозь лобовое стекло. В юности я не стал бы колебаться, а внял бы внутреннему голосу. Увы, я пытался убить его с помощью выпивки и десятка других вещей, так что мой тогдашний голос молчал. В сорок лет я бы не ушел со станции без них, но я пытался убить и его, мой внутренний голос, – с помощью успеха, путешествий, женщин и детей, поэтому мой голос тех лет был едва слышен в рокоте мотора. Так что сегодня в джипе сидел только я. А также мой диабет. Артрит. Антациды. Очки для чтения. Шрамы. Воспоминания, на которые страшно взглянуть. На протяжении всей своей жизни я тратил уйму времени и сил, пытаясь заглушить свой внутренний голос, и вот теперь, когда мне необходимо было услышать правду, я ничего не слышал.
Когда я повернул за угол, все трое сидели на скамейке в ожидании посадки. Печально ссутулившись, Каталина тупо смотрела на билеты, зажатые в руке. Дети, похоже, забыли обо всем вокруг, уткнув нос в книжки. Когда я сел рядом с их матерью, оба посмотрели на меня с явным удивлением.
– Я подумал…
Каталина ничего не ответила.
– Что я бы мог… подкинуть вас до Флориды?
– Что? – Каталина нахмурила брови и прищурилась. – Зачем?
В последние годы я жил этаким отшельником и почти не разговаривал с людьми, и мне было трудновато подыскивать слова.
– Знаете, вам лучше не садиться в этот автобус.
Я протянул руку ладонью вверх.
Эта женщина привыкла быть настороже. Я знаю, что это такое. Сам через это прошел. Если хотите, можете убить мое тело. Тем самым вы окажете мне услугу, но убейте мою душу – и мне не будет спасения от боли. И когда вы находитесь в таком месте и боль уже нестерпима, вы же так долго прижимались к тому, что причиняло вам эту боль, что уже привыкли это делать, надежда и безнадежность сливаются, и вы уже не отличаете того, кто делает вам больно, от того, кто пытается вас от этой боли избавить. Иногда нужно, чтобы кто-то встал между вами и тем, что причиняет вам боль. Я коснулся ее руки.
– Все будет в порядке.
Медленным движением она положила билеты мне в руку.
Когда мы подошли к моему джипу, Роско, взволнованно скуля, выделывал круги на заднем сиденье. При этом он непрерывно мотал хвостом. Каталина сунула руку в карман джинсов, достала деньги и протянула их мне.
– Пусть они лучше будут у вас.
Рука ее дрожала. В ней шла внутренняя борьба. Странно, но надежда иногда переламывает человека надвое. Режет по самому больному месту. Одна часть ее «я» пыталась довериться мне. Другой хотелось бежать от меня.
Роско уселся посередине, между двумя сиденьями. Пес разрывался между двумя желаниями: лизнуть каждого из нас в лицо и следить за внешним миром в ветровое стекло.
– Хорошо, я возьму деньги, – сказал я, берясь за рычаг передачи. – Но буду признателен, если вы будете считать их своими.
Она вновь протянула мне деньги.
– У меня нет детей. Нет жены. Нет кредитов. Несколько раз я начинал свое дело, потом продавал его. Однажды мне удалось заработать довольно приличные деньги. Я не безумно богат, но… В общем, мне они не нужны.
Мне доводилось видеть собак, которых избивали их собственные владельцы. Такие собаки не желают и не способны принять чью-то ласку. Они подходят к вам, но всегда останавливаются на расстоянии вытянутой руки и никогда ближе. Жизненный опыт научил их тому, что все руки одинаковы, и хотя некоторые и могут почесать вас за ухом, в конце концов, они все равно сделают вам больно. Каталина повидала много таких рук.
– Зачем вы все это делаете?
Честный вопрос.