— Опять этот оболтус Пончик! — Девушка, смеясь, увернулась от экзотического ухажёра, и, никем не замеченная, вышла из Озера на берег прямо к торговой точке с гордым названием «Мастер Пончик».
В тени этого павильончика, снабжавшего всех желающих горячими, посыпанными сахарной пудрой калачиками, любил в полуденный зной кантоваться слегка дураковатый Водянёнок. Ещё любил это самое лакомство тибрить у зевак-отдыхающих. За что и получил у Озёрного Люда свое прозвище. Лилии же было удобно проявляться в этой части водоема, поэтому приходилось воспринимать восторг своего безобидного обожателя как часть процедуры Перехода.
Водянёнок был ещё по озёрным меркам совсем юным. Его родители — почтенная чета Водяных — вынуждены были скрываться в канализационном коллекторе, когда реставрировался «Памятник природы «Сквер у Чистого Озера».
Озеро было временно осушено для очистки дна от многолетнего жестокого засорения, начавшегося ещё в сороковых годах прошлого века, когда в самом начале Большой Войны рядом с водоёмом расположился оборонный завод, использовавший озёрную воду в замкнутом цикле своего важного производства.
Во время скитаний по городской канализации и угораздило чету Водяных зачать потомство. Экология в «каналье» была ужасна для этих чистоводных созданий. Ребёночек получился малость тронутым.
Впрочем, пока хватит об Озёрных Жителях.
Красавица, невесомой походкой шедшая берегом Чистого Озера, притягивала взгляды мужской части посетителей многочисленных летних кафе и шашлычных, заполонивших берега ради обеспечения культурного досуга граждан. Была она необыкновенно хороша, загадочна и, к тому же, весьма легкомысленно и провоцирующе одета.
Не обращая никакого внимания на досужую публику, девушка пересекла сквер, немного прошла Ремесленным переулком до здания старой постройки. Вывеска гласила, что здесь находится Чумский ИИВЖН — «Институт исследования взаимодействий жидкостей недр». Редкие прохожие тихого переулка не обращали на вывеску внимания. Непонятных и непривычных названий в последние годы хватало.
Прохладным коридором незнакомка проследовала в кабинет с табличкой «Ведущий научный сотрудник Лилия Эльрудовна Чистозерская».
Первая зима в тайге надолго запомнилась Детям. Рассказы о страшных морозах, голоде, лишениях, набегах волков, коварных нападениях рысей передаются с тех пор из поколения в поколение. Так же, как и повествования о Родном Доме на Белой Горе.
Ещё любят уважаемые Знающие Старики зимними вечерами при свете очага рассказывать молодым охотникам о Невидимых Родителях, Отце Орле и Матери Рыси. О том, как тяжек был Великий Исход. И ещё о том, что Родители пророчествовали Великое Возвращение, если сбережёт Племя Слёзы и жить будет, как заповедали Невидимые, в трудах и лишениях, сохраняя свою Память и Веру.
К стоянке на Могучей Реке Дети вышли глубокой осенью. Первые снежинки по утрам уже серебрили землю. Прежде всего, надо было по Завету опустить на речное дно Слёзы. Воз за возом выгружались слитки на вечное хранение в водах Могучей Реки. Подношение Слезами должно было умилостивить Духа Могучей Реки и Лесного Деда, чтобы дали они Племени приют, хорошую рыбалку и охоту.
А ещё знали Дети, что Слёзы, принесенные в дар Речному и Лесному Духам должны помочь Родителям перенести весь огромный запас драгоценного металла к стоянке Племени. Это только невежественные иноплеменные воины считали, что «дикие люди» бросили свое городище и ушли незнамо куда со своими неслыханными богатствами.
Всем из достигших берегов Могучей Реки ведомо было, что везут они малую часть сокровищ. Слёзы стремятся к объединению. Если исторгнуть их малую долю и перенести на новое место, обильное к тому же водой для союза Небесного и Земного, оставшиеся Слёзы будут стремиться к воссоединению с переместившейся частью. А как части целого соединятся — про то ведомо лишь Родителям.
Однако что-то не так пошло в Небесных Чертогах. Стало быть, жизнь в достатке и скорое возвращение домой откладывались на неопределенное время. Голод и холод первой зимы были ужасны. Кормов для лошадей запасти не успели: грянули холода. Зато мороженая конина спасла от голодной смерти.
Семья была многочисленной и шумной. Расплодившиеся Монастырские татары разбрелись по городу, поставили собственные дома, или поселились в городских квартирах, переженились и перемешались и с коренным населением, и с приезжим людом. Но каждый из поколения в поколение помнил родную кровь. И, даже на пятнадцатом этаже панельного дома, или в собственном домовладении на другом конце города каждый гордо говорил: «Я — Монастырский».
Раз в году, в начале осени, все сородичи Монастырских собирались на праздник Племени на противоположном городу левом берегу Реки. Большое поле вмиг заселялось палатками. Днем полагалось обильное общее застолье, ночью появлялись Шаманы, бубнами, трещотками и общими бурными плясками вводившие в священный транс всех от мала до велика.
Действо заканчивалось под утро, его участники деловито и быстро свёртывали палатки, собирали скарб и, чего-то немного стесняясь, чувствуя неловкую скованность, по-быстрому разъезжались. До следующего праздника. Весь год никто не вспоминал о Племени. Опять говорили про себя: «Я — Монастырский». Только собственные сны не удавалось обмануть. Да детям на ночь рассказывали дивные сказки о Невидимых Родителях и их Священных Слезах.
Надо сказать, что и при безбожной власти, и при новой никто — ни начальство, ни милиция-полиция, ни даже просто граждане дачники с Левобережья — не обращал внимания на странные несанкционированные сборища. Поле стояло пустым круглый год. Почему-то никому не приходило в голову устроить там пикник или спортивный праздник. Зимой ни одна лыжня не прочерчивала ровный снежный наст.
Да! И ещё никогда на праздниках Племени никто не задумывался над тем, откуда приходят и куда исчезают на целый год Шаманы.
Велика печаль Невидимых Родителей
Дух Земли — древний Дух. Ворчать любит да поучать. Слушаются все старика. Знают, что ни Духам, ни людям без него никак. Однако вошёл в бедственное положение Небесных Сородичей и их Племени. Так, немного поворчал для порядка — чего, дескать, тревожите старика, но помочь согласился. Выплюнул свою вечную глиняную жвачку, прочистил горло, прокашлялся и сказал такие слова:
«Гм, гы-ге-кх-кмм! Будут же Дети ваши немедля собираться. И скарб свой и снасть охотничью и рыболовную с собой берут. А пуще того — злата, то есть Слёз ваших, возов числом сотню. В путь же пускаются без задержки. Дорогу не выбирая. Пусть идут в сторону Полуночную — я им незримым проводником буду.
Да придут к Могучей Реке, да с поклонами и благодареньями опустят те возы в Реку. Более ста возов Водному Духу не надобно: воды Реки его отяжелеют и порядки у Водяного Племени нарушиться могут. Сто же — в самый раз старика потешить.
А главное — то золото, которое в Реке, с Водной стихией соединившись, силу пуще прежнего обретёт, и тогда я Слёзы ваши, что в недрах под Родительским Домом сокрыты, по путям моих Слёз Земных Горючих в сторону Племени отправлю. Но не в Воды, ибо тяжко тогда Реке и Духу Её будет. Рядом в моих таёжных угодьях недра разверзну и дам место, для Хранилища пригодное.
И будут Дети ваши в тепле и достатке, а придёт время и Детей, и Слёзы Небесные домой на Белую Гору верну. Только стар я уже — издревле за дела Земные радею. Помогать мне будете Силою своей Небесной. Пуще же Сородич Небесный Солнце постараться должен. Только уж больно молод, горяч, не перестарался бы! О-о-ох! Так длинно никогда ещё не говорил! Отдохну немного — и за дело!»
Слушали Небесные. Выслушав, возрадовались: « Поможет Земной Хозяин! Мы же ему, как можем, подсобим, да за Солнцем присмотрим, чтоб горячки не было».