Писатель стал задумчив. Вдохновение подкрадывалось к нему нежно, сняв тапки, чтобы не топать и не ранить хрупкую душу литератора.
— А мы Амана чуть не спугнули. Выдержки не хватило. Нельзя было так в лоб. Ты, Базука, привык со своими уркаганами всё нахрапом решать! — укорил друга звонарь.
— Я-то, нахрапом?
— Ладно, не парься, все пучком Татарин же нас не выгнал, не наезжал. Даже проставиться обещал. Только базар свернул по-быстрому. А так, считай, нам шибко везёт. Нутром чую, близко уже до денежек!
«Как хороши, как свежи были розы…»
Оранжерея при психиатрической лечебнице города Чумска была законной гордостью главного врача Лхасарана Цэрэмпиловича. Здесь проходили сеансы трудотерапии и релаксации больных. Не всех, а только неподверженных припадкам буйства: буйным недолго и цветочки попортить.
Иван Семёнович Козловский буйным не был. Более того, имел несомненный талант цветовода. Натура тонкая, музыкант, так что чувство прекрасного помогало замечательно ухаживать за растениями. И заняться больше нечем было.
Много раз пытался Иван убедить врачей, что абсолютно нормален. Только невольно стал свидетелем самоутопления Прекрасной Незнакомки.
«Разволновался, понятно, пошумел немного. Бывает. Виноват. Но сейчас-то спокоен. Нельзя ли отпустить на волю? Больше пользы будет, чем в заточении. Можно спасательные работы организовать. А если окончательно утопла за время пребывания моего в лечебнице, надо водолазов организовать для поисков и выемки тела».
Убедить персонал музыканту не удалось. Только стали больше давать пилюль и микстур. Особенно на ночь. Особенно когда бедняга начинал планировать погребение Незнакомки:
«Саван белый, как снег — символ непорочности. Она же Хозяйка Белой Горы, А не Медной! И непременно цветы: розмарин для памяти. Анютины глазки, чтобы мечтать и далее, согласно тексту шекспировой трагедии «Гамлет», весь букет Офелии. Они ведь обе утопленницы. Коли отпустили б меня, хотя в первую неделю по утоплению, я уж постарался бы, а теперь столько времени прошло, что точно не спасти. Букет Офелии надобен к погребению. Смысл великий Великим Шекспиром в его описание заложен».
По причине рассуждений о цветах и была работа в оранжерее признана для Ивана наиболее подходящим видом трудотерапии. Да и цветочки при таком трепетном отношении точно не повредит.
Только вот Их Сиятельство, испугавший беднягу предложением немедленной дуэли на берегу озера, взял за обыкновение сопровождать садовода-любителя на трудовую вахту. Они на удивление всей больнице подружились и были неразлучны. Сиятельство требовал, чтобы врачи и персонал оказывали почтение его молодому другу: он под его личным высоким покровительством.
А старый вояка мог и без умысла чего-нибудь вытоптать или сломать. Вышагивал по больничному двору, словно на плацу.
Но пока всё обходилось. Их Сиятельство ничего в цветнике не нарушили. Всё больше у порога сидели, покуривая трубочку, беседы беседовали. Велел главный врач санитарам всё подробно записывать. Однако диву давался, читая эти записи.
А погодя Сиятельство сподвигнул Ивана Семёновича на побег. Да не куда-нибудь, а на территорию монастыря. Захватить велел с собой лопату из оранжереи.
Изловившим больного монахам, Иван охотно пояснил, что пришел откопать золото Третьего Рейха. На вопрос, что это такое, честно ответил: «Не знаю. Меня послали копать, я и пошёл. Хороший человек просил. Только очень вспыльчивый. Лучше копать, а то стреляться опять потребует».
Толку добиться от умалишённого не удалось. К тому же утверждал, что раньше, до лечения, работал в монастыре пианистом. Когда монастырь педучилищем был, а монахи студентами. Потом им студентами быть надоело. Они и постриг приняли, чтобы не учиться.
Справились в педагогическом колледже, и в правду находившемся по вине почившей безбожной власти на территории монастыря. В администрации учебного заведения сообщили, что некоторое время назад у преподавателя музыки Ивана Семёновича Козловского случилось внезапное помешательство. Вследствие которого последний препровождён в психиатрическую лечебницу, где находится по сей день.
Дело ясное. Коллеги сочувственно повздыхали. Братия обещала молиться за болящего. Вызвали сгоряча наряд полиции. По размышлении решили наряд заменить. На карету скорой медицинской помощи.
— Уважаемые коллеги, — председательствующий поднял глаза от листочка с повесткой дня. — Следующим и основным пунктом программы будет отчёт руководителя Ладожского филиала нашего НИИ. Его представитель выступит также с обоснованием методики работы с контингентом лиц, подвергшихся воздействию Золотого Разброса. Далее последует обсуждение методики. Прошу, Доктор Багмаев. Вам слово.
Место за кафедрой занял внушительного вида человек восточной наружности в строгом костюме. Разложив перед собой тезисы выступления, доктор уверенно начал:
— Господа, уважаемые коллеги! Сегодня передо мной стоит нелёгкая задача: не только изложить вам основные положения методологии Ладожского филиала, но и убедить присутствующих в необходимости продолжать работу по рекомендуемой нашим филиалом программе.
Итак, всем вам известна специализация Ладожского отделения. Это, в первую очередь, психологические и психиатрические исследования лиц, подвергшихся воздействию Золотого Разброса.
Не стану утомлять высокий совет изложением сути воздействия огромной массы золота на Племя, этот металл почитавшее. Все присутствующие на сегодняшнем совете, какова бы ни была ваша специализация, владеют достаточной информацией по данному вопросу.
Что касается Ладожского филиала, вернее будет назвать наше учреждение клиникой, то исследования человеческой составляющей Разброса у нас перекликаются с работой, проводимой в психиатрической лечебнице вашего города под руководством моего уважаемого однофамильца директора Чумского НИИ психических заболеваний и психосоматического здоровья профессора Багмаева.
Несомненно, личностный масштаб исследуемого материала в Чумском НИИ несопоставим с человеческим ресурсом исследований на Ладоге. Думаю, одного примера, пациента, прозванного Их Сиятельство, достаточно, чтобы пояснить наглядно эту разницу. Наш филиал работает с людьми, вовлеченными в Разброс волей случая.
Сознание людей масштаба Их Сиятельства — он же Гэгээн и ряд других не менее масштабных личностей — обременено, хотя и обрывочными, бессистемными воспоминаниями, родственными маниакально-депрессивному психозу Что впрочем, не умаляет их научную ценность, а даже наоборот придаёт ещё большую важность получению из их памяти ценной информации.
В Ладожском филиале, как вероятно вы уже поняли, внимание направлено на активацию подсознания подопечных и создание условий для перехода их древней памяти на сегодняшний сознательный уровень.
Отметим, что большинство из случайных разбросанцев страдает теми или иными видами онкологических заболеваний, обусловленных, очевидно, воздействием Разброса на генетику. Но генетические исследования не входят в нашу компетенцию.
С точки зрения пользы для разработки нашей тематики больший интерес представляют люди с навязчивым состоянием убеждённости в наличии у них злокачественных новообразований. Данное состояние характеризуется как индуктивное, полученное при контактах в течение более чем длительной жизни разбросанцев с истинно больными людьми из Племени.
Для пробуждения памяти наших подопечных мы посчитали наиболее целесообразным метод погружения. Имеется в виду полное погружение больных в свою проблему со здоровьем и приведение их к осознанию безнадёжности своего состояния. Возможно, кто-то обвинит нас в негуманном отношении к людям. Возражу, что погружение для части больных может стать первым толчком к исцелению через осознание.
Нас же интересует, в первую очередь, ключ к подсознанию исследуемых, получить который наиболее вероятно у индивидуума при экстремальной нагрузке на психику за счёт активации защитных функций древнего сознания. В случае успеха из глубин подсознания больного можно будет достать знания о тех вещах и событиях, свидетелем и участником которых, данный человек был, но никогда об этом сознательно не задумывался.