Выбрать главу

Нет, он не оттолкнул, а нежно отстранил от себя, глядя в мое пылающее лицо горящим взглядом, и я поняла, что это все… Что больше продолжения не будет. Короткий миг счастья закончился, толком и не начавшись.

Я вцепилась клещом в его руки, но Булат покачал головой.

— Уходи! — произнес он и что-то в его лице убедило меня, что уговаривать и умолять нет смысла. Сердце упало куда-то вниз, грозясь разбиться на множество осколков… Как собрать их после? Кто подскажет?

— Уходи, — повторил он и горячие руки подтолкнули меня в сторону дома, — Я не трону тебя, — добавил он и я голосе мне послышалась горечь.

…Я медленно развернулась и на негнущихся ногах пошла обратно к дому, прочь от того, кто заставил мое сердце биться так, как никогда раньше. Я не понимала, почему он оттолкнул меня, ведь я чувствовала силу его желания и пусть я не умела целоваться и еще ни разу не была с мужчиной, наивной я себя не считала. Прекрасно знала, что мужчины делают с женщинами, да и в далеком детстве пару раз заставала Везнича с Оляной — да они того не знали, поскольку я убегала быстрее, чем оказывалась замечена.

Почему он прогнал? Неужели что-то во мне не так?

По щекам сбежали жгучие слезы. Злые, соленые и волосы вспыхнули, занимаясь огнем, но я поспешно пригладила их руками, сбивая пламя и внезапно с ужасом подумала о том, что могло бы случится, если бы вот так загорелась перед Булатом?

— Ты не узнаешь этого, — сказала я себе и поставила ногу на ступеньку крыльца.

— Вернулась? — голос Нечая пронзил тишину, как молния пробивает облака.

Я понуро опустила голову, радуясь, что в темноте он не видит слез в моих глазах.

— Ну, так иди спать, — скрипнула дверь, и старик пропустил меня мимо себя в пахнущий сыростью дом. Он ничего не сказал мне. Не упрекнул. И я ничего не сказала ему, предпочитая молча лечь на лавку. Отвернувшись лицом к стене я позволила слезам катится вниз и так встретила рассвет.

Гуннар и его люди ворвались в сонный дом, разбудив дружинников Булата. Северянин первым делом пробежался по комнатам и вскоре выскочил из последней, взъерошенный, злой. Путь ему преступил один из людей посланника. Спросил удивленно:

— Что ищешь, господин? — спросил он.

Гуннар повернул к нему горящее лицо. В светлых глазах северянина мелькнуло бешенство.

— Где ваш предводитель? — спросил он резко.

— Да вот как с вами ушел, так еще и не возвращался, — ответил воин и прищурил глаза, — Вы вместе были, вам должно быть виднее.

— Так значит, он не приходил? — допытывался Гуннар.

— Не видали, — воин развел руками.

Северянин выругался и махнул рукой своим людям, приказывая покинуть дом.

Он вышел во двор, глядя на светлеющее небо. Торстен положил на плечо другу широкую ладонь.

— Успокойся, — только и сказал он и Гуннар втянул полные легкие свежего предрассветного воздуха. Его дружинники, удивленные тем, что их подняли так рано, да еще и непонятно для какой цели, топтались во дворе длинного дома, куда определил Булата и его людей Гуннар. Бросив взгляд на сонных воинов, северянин махнул рукой.

— Расходитесь, — сказал он обреченно, понимая, что Булат куда-то спрятал от него плясунью. Для себя припрятал не иначе. А может уже вовсю пользует где-то на задворках!

От такой мысли злость затопила сердце Гуннара. Он заскрипел зубами и шагнул прочь со двора.

— Она моя! Моя! — билась одна мысль в его голове, — Найду, украду, заберу! — стучало сердце, а разум тихо шептал, — Да что же это такое? Что с тобой, Гуннар? Разве это ТЫ???

Торстен догнал вождя. Пошел рядом.

— Не переживай. Булат все равно вернется и тогда мы с ним поговорим!

— Поговорим, — кивнул Гуннар и жестко улыбнулся. О, да… Он поговорит с этим посланником, да так поговорит, что тот надолго забудет, как уводить из-под носа Гуннара понравившихся ему женщин.

Булат лежал на сеновале, запрокинув лицо в светлеющее небо. Вот оно из совершенно черного стало серым и яркие звезды медленно меркли, сползая к горизонту. Затем облака окрасились в розовую кайму, потекли чуть быстрее, гонимые ветром. Где-то запела одиноко птица, но Булат не слышал ее песни, думая о своем.

— Ну ты и дурень! — сказал он сам себе, — Решил поиграть в благородство? — рыжеволосую танцовщицу он захотел так, как давно не хотел женщину. После смерти Лорри, Булат долго приходил в себя и мучительно восстанавливался, заставляя себя жить. Она так и не отпустила его полностью, приходя во снах с улыбкой голубых кристальных глаз, таких глубоких, как Северное море… А вот теперь образ поблек. Всего за одну ночь живая, словно сам огонь, юная девчонка прогнала северянку, затмив собой ее белокожее лицо. Булат злился на себя. Злился на то, что по какой-то причине не смог отдать девчонку Гуннару и сам не воспользовался тем, что давалось в руки. Он хотел ее до боли, но отпустил. И даже более того, прогнал сам прочь от себя.