Но утром выяснилось, что Эдвину стало хуже. Я видела, что теперь и Салли обеспокоена.
— Салли, — сказала я, — я остаюсь.
Она восприняла это с явным облегчением.
— Видимо, это не просто простуда?
— У него по-прежнему сильный жар, и он немножко бредит: ему кажется, что он едет верхом. Я уже послала одного из слуг за доктором.
Я вернулась к Карлтону.
— Я думал, что ты уже готова, — сказал он.
— Я никуда не еду.
Он недоверчиво уставился на меня.
— Что за чепуха! Конечно же, ты едешь. Король ждет, что ты приедешь.
— Эдвин серьезно болен.
— У него легкая простуда.
— Это не обычная простуда. Я остаюсь. Несколько секунд мы пристально смотрели друг другу в глаза. Карлтон был рассержен и не верил в то, что Эдвин и в самом деле болен. Я сказала себе, что в душе он никогда не любил Эдвина, и для этого у него было несколько причин: в течение долгого времени до возвращения Тоби мальчик стоял между ним и Эверсли, более того — он был моим сыном, и Карлтон подозревал, что мальчик напоминает мне Эдвина и несмотря на все дурное, что я узнала о нем, я продолжаю лелеять свои романтические воспоминания. Карлтон был мужчиной, стремившимся первенствовать во всем. Он хотел быть центром всего, в том числе и моей жизни, и не желал уступить это место даже собственной дочери, а сделать это для сына другого человека было попросту невозможным.
Я знала Карлтона. Мне прекрасно были известны все его недостатки. Я ничуть не заблуждалась на его счет и не наделяла его несуществующими достоинствами. Да и вряд ли можно было ошибиться, имея дело с таким человеком, как Карлтон. Он был мужественным, грубоватым, настоящим мужчиной, и мне нравился мой брак, потому что я была женщиной, нуждавшейся в брачной жизни. Физически мы были идеальной парой. Мне нравились наши отношения, даже наши непрекращающиеся словесные битвы. Мы не упускали возможности обменяться колкостями. Наверное, жена не должна так относиться к своему мужу, но я относилась к нему именно так. Моя любовь была скорее волнующей, чем нежной, и наверняка он относился ко мне точно так же.
Сейчас он был рассержен. Он терпеть не мог, чтобы кому-то отдавалось предпочтение перед ним, пусть даже это были мои дети… а в особенности Эдвин. Карлтон отчаянно хотел иметь собственного сына и все более явно давал мне понять это.
Совместную жизнь с ним никак нельзя было назвать спокойной, а теперь мы вступали в полосу штормов.
— Ты едешь со мной, — сказал он.
— Нет, Карлтон, я не еду. Я не оставлю Эдвина. Я уже сказала Салли Нуленс, что остаюсь. Она обрадовалась, и это означает, что положение Эдвина гораздо хуже, чем кажется.
На мгновение мне показалось, что сейчас он схватит меня в охапку и увезет насильно.
Я была уверена, что именно так он и хотел поступить. Но он только отрывисто бросил;
— Очень хорошо. Как тебе будет угодно. И уехал, даже не попрощавшись.
Я не могла слишком долго думать о Карлтоне, поскольку была встревожена состоянием сына. Приехавший доктор после осмотра заявил, что у мальчика лихорадка. Его нужно держать в тепле и поить бульоном. Врач обещал заехать на следующий день.
Во второй половине для Эдвин уснул, и Салли сказала, что не стоит его беспокоить. Время от времени мы заглядывали в ее комнату, а вдобавок она повесила у него под рукой колокольчик — на случай, если он проснется и чего-то захочет.
Минут через пятнадцать я заглянула в комнату. Кто-то стоял у кровати, глядя на ребенка.
— Харриет! — шепнула я. Она обернулась.
— Не нужно его беспокоить, пока он спит, — сказала я, и мы на цыпочках вышли в коридор.
— Бедный Эдвин, — проговорила Харриет, — он очень плохо выглядит.
— Он поправится. Доктор говорит, что ему нужен покой. Салли прекрасно умеет обходиться с детьми. Отца Эдвина она выходила от нескольких болезней. Матильда говорит, что она и нянька и доктор в одном лице.
Харриет вошла вместе со мной в мою комнату.
— Бедная Арабелла, — сказала она, — ты выглядишь изможденной.
— Естественно, я волнуюсь. Я не спала всю ночь, все никак не могла решиться: поехать или остаться.
— Так ты отпустила Карлтона одного! — Она покачала головой. — Думаешь, это разумно?
— Я не могла поехать с ним, оставив Эдвина в таком состоянии. Ты же знаешь, я никогда не простила бы себе, если бы…
— Если бы?
Она смотрела на меня, и в ее глазах читалось ожидание. Я представляла, какие мысли сейчас кружат в ее голове. Она пыталась их скрыть, но это было бесполезно. Я знала, о чем она думает. Если Эдвин умрет, Тоби станет лордом Эверсли, а она станет леди Эверсли — она, дочь бродячего актера!
— Эдвин поправится, — твердо сказала я.
— Конечно, поправится. Он очень крепкий мальчуган. Ничего особенного. Детская болезнь. С детьми это бывает постоянно. Бывает, что они даже вроде бы близки к смерти… а потом…
Я отвернулась. Мне хотелось кричать: «Не стой здесь, не лги, не делай вид, что хочешь ему добра. Ты мечтаешь, чтобы он умер!»
— Тебе нужно подумать о себе, Арабелла, — сказала она. — Ты сама заболеешь, если будешь так терзаться.
— Я хочу отдохнуть, хотя бы недолго. Пока я отдыхаю, за Эдвином присмотрит Салли, — сказала я.
Я легла в кровать, и она прикрыла меня одеялом. Ее лицо было совсем близко, такое красивое, полное сострадания, но с каким-то странным блеском в глазах.
Дверь за ней закрылась, но я, конечно, не могла спать. Я вновь представляла их с Эдвином вдвоем… А я ведь ничего и не подозревала. Как они все хитро устроили! Она сама надеялась выйти за него замуж.
Затем я вспомнила, какими холодными были глаза Карлтона, когда он отворачивался от меня. Он был очень рассержен. Он терпеть не мог, когда кто-то вставал на его пути.
Но какое все это имело значение в сравнении с болезнью моего сына? Я не могла оставаться здесь, встала и вернулась в комнату больного. Он продолжал спать. Я пошла к Салли, и мы сидели вместе, ловя каждый звук, доносившийся из комнаты Эдвина.
Всю ночь мы с Салли просидели возле него. Он тихо лежал в своей кроватке, а мы то и дело вслушивались в его тяжелое дыхание. Я сидела, прислушиваясь и с ужасом думая о том, что оно может прекратиться.
Салли, сидела, тихонько раскачиваясь. Я шепнула ей:
— Салли, я чувствую какой-то запах. Это чеснок? Она кивнула:
— Да, возле камина, госпожа.
— Это ты его туда подвесила? Она вновь кивнула:
— Он отгоняет зло. Мы всегда им пользуемся.
— Зло?
— И ведьм, и все такое прочее.
— Ты думаешь…
— Госпожа, я не знаю, что я думаю, кроме того, что так будет лучше.
Некоторое время я молчала, затем сказала:
— Теперь он, по-моему, дышит легче.
— Да, когда я принесла чеснок, ему сразу стало лучше.
— Ах, Салли, расскажи мне, что у тебя на уме. В доме есть что-то, что может ему повредить?
— Я не говорила этого, госпожа, но я и не говорила, что такого нет. Я просто-напросто хочу сделать, как безопасней.
— О, Господи, — прошептала я, — неужели это возможно?
— Чеснок отгоняет зло. Они его не любят. В нем есть что-то такое, что им не по нутру. Мне в этом доме кое-что не нравится, госпожа.
— Салли, расскажи мне все. Если в доме есть нечто, угрожающее моему сыну, я обязана знать об этом.
— Есть вещи, в которые я бы не поверила, госпожа.
«Нет, — подумала я. — Я поверю».
— Этот малыш, — продолжала она, — стал теперь лордом и всем этим владеет, так уж оно получилось. Он потерял своего отца, которому все это должно было достаться, и, если бы так и случилось, мальчик бы спокойно рос при отце. Все было бы хорошо и просто. Но когда такое случается с малышом… Я слышала, что подобное бывало и с королями. Не очень-то я во всем этом разбираюсь, но человек есть человек, а человеческую натуру я маленько знаю.
— Что-нибудь случилось?
— Я кое-что нашла здесь… кто глядел на него, когда он лежал в кровати.
— Я тоже кое-кого видела.
— Полагаю, мы видели одно и то же.
— Зачем она приходила?
— Она сказала, что беспокоится за вас. Она, мол, знает, как вы расстроились, а сама-то уверена, что у ребенка просто простуда. Ну, когда я пришла, она почти сразу и вышла. Тут-то мне и пришло в голову, как она выгадает, если…