— Карлтон вне себя от счастья, — сказала Харриет, озабоченно глядя на меня. — Ты встревожена, Арабелла.
— Я просто хочу, чтобы все это побыстрее кончилось. Я хочу лежать вот в этой кровати и чтобы рядом в колыбельке лежал мой сын.
— Наверное, он потеснит мадам Присциллу.
— Никто не сможет изменить моих чувств к ней, — сказала я.
— Конечно же, нет. Ты идеальная мать. Ах, Арабелла, как многое успело с нами случиться за все эти годы! Мы обе стали матерями… Обе носим фамилию Эверсли. Тебе не кажется это странным?
— То, что мы обе Эверсли? Да, тут потребовалась некоторая изобретательность.
— Опять ты за старое! Ну, а почему бы немножко и не поизобретать? Разве Тоби был когда-нибудь таким счастливым, как сейчас?
— В этом ты права. Но женитьба на тебе потребовала от него чрезмерного напряжения. Это совершенно очевидно.
— Ты имеешь в виду его сердечный приступ? Я очень забочусь о нем, Арабелла. Я люблю его. О да, это действительно так! А кроме того, в каком положении оказалась бы я, если бы он умер?
— Этот дом все равно оставался бы твоим.
— Надеюсь, что так. Но старая леди не любит меня. Карлотта меня ненавидит. Карлтон… — Она рассмеялась. — Вот видишь, на моей стороне только ты. Но и ты меня иногда подозреваешь. А вот если бы я была сейчас беременна, если бы я собиралась родить сына… Тебе никогда не приходило в голову, что мой сын был бы следующим наследником после твоего Эдвина? Если бы он родился до того, как ты родишь сына… или, возможно, не родишь…
В комнате повисло молчание. У меня вдруг появилось неприятное чувство, что мы здесь не одни.
Я оглянулась.
В дверях стояла Салли Нуленс, держа в руках чашку.
— Вот, я принесла, — обратилась она ко мне. — Хороший крепкий бульон. Это то, что вам нужно.
Это произошло поздно ночью, после полуночи, как я сообразила позднее, когда ко мне вернулась способность соображать. Мы с Карлтоном уже спали, но нас разбудил крик. Мы оба сели в кровати, и в колеблющемся свете свечи я узнала фигуру Харриет.
— Арабелла, Карлтон, быстрей! — кричала она. — Тоби плохо!
Мы вскочили с кровати, набросил» на себя пледы и побежали в комнату, где жили Тоби и Харриет. Тоби лежал в кровати с мертвенно бледным лицом и выпученными глазами.
Подойдя к нему, Карлтон пощупал пульс, затем приложил ухо к его груди.
Когда он повернулся, по выражению его лица я поняла, что Тоби очень плох.
— Наверное, нужен врач? — спросила Харриет.
— Да, — сказал Карлтон. Она выбежала из комнаты.
— Карлтон, — спросила я, — мы можем что-нибудь сделать?
— Принеси немного бренди. Но я боюсь, что… Я подошла к буфету и налила в стакан бренди. Его держали в этой комнате с тех пор, как с дядей Тоби приключился первый приступ. Карлтон поднес стакан к губам больного и попытался влить бренди ему в рот, но оно стекало по подбородку.
— Слишком поздно! — пробормотал Карлтон. — Этого я и боялся.
В комнату вернулась Харриет.
— Я послала одного из слуг, — сказала она. — О, Господи, он выглядит… ужасно.
— Возможно, уже поздно, — сказал Карлтон.
— Нет… — прошептала Харриет.
Она зашла с другой стороны кровати. Карлтон бережно поправил подушку Тоби. Мы стояли и молча смотрели на него. Потом Харриет сказала:
— Побыстрей бы уж приходил доктор. Как он долго!
— Слуга только что отправился к нему, — напомнил ей Карлтон. — Должно пройти не менее часа.
Вновь наступило молчание. Я стояла в голове кровати, Харриет по одну ее сторону, а Карлтон — по другую.
Позади нас послышалось тяжелое дыхание, и в комнату вошла Карлотта.
— Я услышала какую-то беготню. Что случилось?
— У дядюшки приступ, — ответил Карлтон.
— И… серьезный?
— Боюсь, что очень серьезный.
— Ах, бедный, бедный дядя Тоби! И вновь молчание. Я слышала, как на каминной полке зловеще тикают часы.
Мы стояли вокруг кровати как статуи. Меня поразил вид Карлотты. Казалось, она знает что-то, недоступное мне.
«Чепуха! — сказала я себе. — Ты переутомлена. Все дело в твоем состоянии».
Мне вдруг пришло в голову, что мы образуем живую картину, полную скрытого смысла, который я не вполне понимаю.
Последующие дни были окутаны печалью.
— Две смерти одна за другой, — сокрушалась Матильда. — Ах, как я ненавижу смерть! Он был так счастлив, так полон любви!
— Возможно, именно в этом причина смерти, — сказала Карлотта.
Я заметила, что при этих словах Матильда вздрогнула. Затем она сказала:
— Он забыл о том, что уже не очень молод. Такое иногда случается.
— По крайней мере, — напомнила я им, — он был счастлив. Весь последний год, а то и дольше, он жил как в раю.
— В каком раю? — спросила Карлотта. — В раю для дураков?
Конечно, она ненавидела Харриет, и ее всегда возмущал способ, которым та сумела проникнуть в нашу семью.
В этом доме был еще один человек, ненавидевший Харриет, — Салли Нуленс. Но, пожалуй, она скорее боялась ее, чем ненавидела. Она искренне оплакивала Тоби. Ведь она помнила, каким он был в ту пору, когда еще не уехал из дому.
— Он всегда думал о людях лучше, чем они того заслуживали, — многозначительно сказала Салли.
ЯД В БРАЧНОМ КУБКЕ
Беременность моя тянулись гораздо дольше, чем в тот период, когда я ждала рождения Присциллы. Я чувствовала себя неважно. Наверное, я боялась, что и на этот раз родится не мальчик.
Меня раздражал Карлтон. Как глупо возлагать на женщину вину за то, что пол рожденного ею ребенка не тот, о котором мечтал ее муж! В прошлом такое случалось с королями. Я вспомнила об Анне Болейн, обо всем, что случилось с ней из-за того, что она не могла родить сына. Как она чувствовала себя все эти долгие месяцы ожидания, исход которого предрешал ее будущее? Отзвуки этой истории повлияли на судьбу одной из моих прапрабабушек, Дамаск Фарланд, и на судьбу ее семьи. Это было так нечестно, так жестоко и так типично для некоторых мужчин! Таких, как Генрих VIII. Таких, как Карлтон. Да и у нашего короля Карла не было законного наследника, хотя на стороне у него росли несколько сыновей. Что чувствовала в такой ситуации наша кроткая королева? Впрочем, возможно, она беспокоилась меньше, чем я. Карл мог быть на редкость неверным мужем, но при этом оставался добрым человеком.
Все произошло в жаркий летний день. До ожидаемого рождения моего ребенка оставалось еще четыре месяца. Я гуляла в саду с Присциллой. Мальчики занимались на стрельбище, находившемся за лужайкой. Время от времени раздавался выстрел, а затем вопль восторга или разочарования. Без сомнения, они были довольны. Эдвину даже нравилась дисциплина, которой требовал от них Карлтон, и я с радостью замечала, как растет уважение моего сына к мужу. Он не любил Карлтона — для этого он слишком благоговел перед ним, но наверняка можно было сказать, что он относился к отчиму с почтительностью. Я была вполне удовлетворена этим, как, впрочем, и сам Карл-тон. Я надеялась, что постепенно они сблизятся.
Размышляя об этом, я упустила из виду Присциллу, которая не замедлила воспользоваться моим невниманием. Она была весьма любознательна и постоянно пыталась куда-нибудь улизнуть. Осматриваясь, я вдруг с ужасом заметила, что она ковыляет к стрельбищу.
Испугавшись, я вскочила и побежала, выкрикивая на ходу ее имя. Она, видимо, решила, что это какая-то новая игра и заковыляла еще быстрей, радостно смеясь. И тут я зацепилась каблуком за торчащий корень и упала.
Меня охватили панический страх и боль.
— Присцилла, Присцилла! — кричала я, пытаясь подняться. — Вернись, вернись!
Я встала и вновь упала.
Потом я увидела идущего ко мне Карлтона. Он нес на руках Присциллу.
Увидев меня, он поставил ее на землю и побежал ко мне.
— Что случилось?
— Я испугалась… она побежала на стрельбище. Я… я упала.
Карлтон взял меня на руки и понес в дом. Ступив на порог, он прокричал слугам:
— Немедленно отправляйтесь за доктором!
Я лежала в своей постели. В комнате царил полумрак, так как окна были занавешены тяжелыми портьерами. Я чувствовала себя усталой и разбитой, хотя боль уже прошла.