— Ну так распори ее для всех нас, — через плечо говорит тот, что на коленях. Он поворачивается ко мне лицом:
— Ну вот, теперь ты знаешь, что такое групповуха, ты, черная сука. Теперь ты знаешь.
Эти трое по очереди насиловали меня, один за другим. Как только третий управлялся, они начинали снова. Они насиловали меня, прижигали сигаретами и резали ножами до тех пор, пока я не потеряла сознание. Придя в себя, я обнаружила, что осталась в хижине одна. Я свернулась в клубок в углу. Мне хотелось умереть. Больше никто ничего не мог со мной сделать. Моя жизнь кончилась.
На второй день они пришли опять — Шофер и Крикун. Меня насиловали, пока я вновь не потеряла сознание, они насиловали меня, пока все зверские надругательства не слились в одно. На третий день дверь хижины открылась еще раз. Яркий свет хлынул внутрь.
Пожалуйста, Боже, пожалуйста — не надо снова, не надо снова, не надо снова. Вошел Крючок. Он был один. Он прошел туда, где я в позе зародыша свернулась у стены. Он опустился на корточки и молча уставился на меня.
— Знаешь, что мы решили сделать с тобой? — спокойно объявил он. — Мы оставим тебя в живых. Мы не будем тебя убивать. Усекла? Не умирать. Не умирать. Жить.
Я ничего не сказала. Я почти не реагировала. Я была там, где добраться до меня было невозможно. Слова до меня не доходили.
— Знаешь, почему мы оставляем тебя жить? — добавил он. — Мы оставляем тебя жить, потому что знаем, что ты предпочитаешь сдохнуть. Умно, а? Вот ведь какие мы умники, доктор. Может, мы не такие ученые, как ты, зато чертовски умные, согласись!
Я смотрела на него тусклыми, слепыми глазами. Я ничего не видела. Я была далеко, там, куда взял меня мой Бог, в том месте, где они не могли больше добраться до меня. Там я была в безопасности. Это не смерть, не то, о чем я просила, просила и молилась, но примерно то же самое — почти лучшее, что мог Господь сделать для меня в этой ситуации.
Крючок пожал плечами:
— Как бы то ни было, проваливай. Иди. Пока что хватит. Ты узнала, что такое изнасилование, так что иди. Учитель и другие — они тебе показали. Сам-то я, хоть убей, не прикоснулся бы к черной суке вроде тебя. В общем, вали отсюда. Вали и расскажи всему миру. Будешь жить с этим до конца. Вали и рассказывай, кому хочешь, что такое изнасилование.
Некоторое время спустя я оказалась в доме Османа и Муны, понятия не имея, как добралась до них. Увидев меня, Муна поняла, что произошло нечто чудовищное. Моя одежда была изорвана и испачкана, брюки и блузка в кошмарных пятнах, лицо превратилось в кровавое месиво. Она провела меня в хижину и попыталась заставить вымыться, поесть и попить. Я не ела несколько дней, но голода не испытывала. Все, что я могла, — это сидеть, раскачиваясь взад-вперед, и смотреть в огонь, и плакать, плакать.
В конце концов Муне удалось вытянуть из меня правду. Как только я все ей рассказала, она предупредила, чтобы я не возвращалась ни в дом Асии, ни в медпункт. Что, если они поджидают меня там, чтобы снова схватить? По ее мнению, мне нужно было вернуться к себе в деревню — это единственное место, где я могу быть в безопасности. Придется подождать возвращения Османа. Он уехал по делам, но вскоре будет дома. Осман поможет мне сбежать.
Поздно ночью приехал Осман. Муна в двух словах объяснила, что произошло. Осман согласился, что мне нужно исчезнуть. Насильники никогда не забудут и не простят, и это никогда не закончится, пока они сами так не решат. Осман сказал, что он на всю жизнь в долгу передо мной, ведь я спасла его сына, малыша Ибрагима. И он погасит этот долг, спасая мою жизнь. Ему нужно двадцать четыре часа, чтобы подготовить побег. Мы уйдем следующей ночью, а пока мне лучше не покидать дом.
На следующий вечер, когда тьма спустилась на Маджхабад, Осман оседлал своего верблюда. Он поручил Абахеру и Асии уложить в мой зеленый металлический сундучок одежду, одеяло и некоторые другие вещи. Сундучок и дорожные припасы он укрепил на спине верблюда. Осман собирался придерживаться отдаленных пустынных троп и гор, и нам нужно было как-то питаться и устраивать ночлег.
Усевшись на верблюда, он помог мне забраться к себе за спину. Это было трудно и больно, понадобилась помощь Муны и Асии. Даже просто сидеть в жестком седле было мукой. Бог знает, как я переживу путешествие. Но мне было все равно: умру в дороге, значит, быть по сему. Только бы сбежать из Маджхабада, скрыться от мучителей. Шепотом попрощавшись с Муной, мы молча пробрались через спящую деревню в пустыню и саванну.
Всю ту ночь мы ехали, пересекая равнины, пустыню и пересохшие речные русла. Незадолго до рассвета маршрут перешел в гористую местность. Будучи торговцем, Осман знал все тайные дороги. Время от времени мы проезжали мимо спящей деревни, но он обходил ее далеко стороной.