Броская надпись на арабском и английском языках гласила: Академия Хашмы для девочек младшего возраста.
Позади обширной пыльной спортплощадки располагалась дюжина невысоких продолговатых зданий с тонкими стенами и блестящими железными крышами: классные помещения. Мы заглянули в ближайшее здание. Земляной пол, на одном конце — доска и ряды деревянных столов, рассчитанных на трех человек. Окна были без стекол, а в дверных проемах не имелось дверей. И все-таки мне это место показалось самым роскошным из всех, куда когда-либо ступала моя нога.
С другой стороны от спортивной площадки находились учительская и кабинет директора. В этих зданиях были даже прекрасные деревянные двери и стеклянные окна! В Судане к учителям, как к людям образованным, относились с огромным уважением. Именно в таких великолепных зданиях, представлялось мне, они и должны были работать.
Отец отвел меня в комнату для персонала. Он подписал несколько бумаг, согласно которым я переходила на попечение школы. Меня встретила классная руководительница, мисс Шадия, и взяла под свою опеку. Она была приветлива и показалась мне доброй. Я застеснялась и смутилась, когда отец довольно натянуто попрощался со мной, а мама в последнюю минуту засуетилась. Потом он обнял ее за плечи, и они вышли за дверь.
Я смотрела в окно, как он ведет ее обратно к машине. Они повернулись помахать в последний раз, и я заметила, что мама плачет. Я помахала в ответ, но не пролила ни слезинки. Меня слишком будоражило предчувствие предстоящих приключений.
Конечно, я не имела ни малейшего представления о темной стороне грядущих школьных дней.
Часть вторая
ШКОЛА В ПУСТЫНЕ
6
Школьные дни
И учителя, и ученицы в школе были как арабами, так и чернокожими африканцами. Мисс Шадия, чернокожая африканка — не знаю точно, из какого племени, — была моей классной руководительницей и преподавательницей математики. Я сразу же прониклась к ней симпатией и почувствовала, что это взаимно.
По счастливой случайности, у меня обнаружились способности к математике, что укрепило нашу дружбу.
В то первое утро мисс Шадия распределила нас по местам. Самые низкорослые ученицы сидели впереди, самые высокие — сзади, чтобы каждый мог видеть учительницу, а она — их, на случай, если кто-то станет плохо себя вести. Моя трехместная парта мне понравилась — она стояла примерно посередине класса, вплотную к стене. Оттуда была хорошо видна доска, но при этом я не бросалась в глаза.
Я заняла место у стены. Рядом со мной села маленькая черная девочка. Я взглянула на ее лицо, и сердце мое подпрыгнуло от радости: у нее были шрамы, выдававшие принадлежность к племени загава. Я потянулась и дружески сжала ей руку. Улыбнувшись, она пожала мне руку в ответ. Последнее место заняла девочка с арабской внешностью. Волосы у нее были уложены в длинные блестящие косички и заплетены ярко-красными лентами. Я поприветствовала ее робкой улыбкой, и она улыбнулась мне в ответ краешком губ. Теперь наш ряд из трех человек был укомплектован.
Когда поднялось солнце, железная крыша над нашими головами превратила класс в раскаленную печь. Но хуже всего было то, что все уроки велись на арабском языке. Отец обучил меня основам арабского, однако во время перерыва на ланч я обнаружила, что голова у меня идет кругом — отчасти из-за жары, отчасти от умственного напряжения, с которым я пыталась вникнуть в язык, чуждый моему племени. Я уселась на траву и стала рыться в школьной сумке в поисках бутербродов. Девочка, сидевшая в классе рядом со мной, подошла и опустилась рядом.
— Привет. Тебя как зовут? — поинтересовалась я.
— Мона. А тебя?
Я сказала ей, что мое имя Халима, но все зовут меня Ратиби.
— Ты ведь загава?
Мона кивнула.
— А ты? Ты выглядишь как загава, но где твои очки?
Она имела в виду «очковые» шрамы — два глубоких пореза на висках. Я хихикнула:
— Ну, моя гадкая старая бабуля пыталась меня порезать, но я сбежала. Видишь? — я указала на бледный шрам на щеке. — Вот тут меня поцарапали, когда я сбежала.
Мона улыбнулась:
— Вот ненормальная… Но ты ведь загава, правда?
Я кивнула в свою очередь.