Поскольку вода в нашей деревне была драгоценна, мы мылись только по пятницам — в святой день у мусульман. Почти каждый вечер мама втирала в наши тела кунжутное масло — для увлажнения и чистки. Перед сном она особенно тщательно умастила нас маслом в попытке избавиться от самой сильной грязи, въевшейся в кожу во время охоты на саранчу. За работой она тихонько напевала, а я рассказывала ей о наших дневных приключениях.
Для моих волос мать использовала особое снадобье под названием зит каркар. Оно представляет собой кунжутное масло с ароматом сандалового дерева, которое смешивают до загустения с пчелиным воском. Я сидела у мамы между коленей, а она втирала мне в волосы зит каркар — ощущение успокаивающее и расслабляющее. К тому времени как она закончила, я заснула, и проснулась оттого, что она обвязывала мне голову шарфом. Без него волосы были бы забиты сором, прилипшим к восковидному маслу.
В ту первую неделю дома я всякий час, когда не спала, собирала саранчу. В конце концов стая исчезла, так и не превратившись в катастрофу. Разумеется, к тому времени губор нам до смерти надоел, но бабуля по-прежнему подавала его на завтрак, обед и ужин, и горе тому, кто не съедал свою порцию.
— Вы, дети, избалованные, — ворчала она. — Вы не знаете ценности еды. Однажды в деревне начнется голод, и многие умрут. И тогда вы поймете.
После этого бабуля поведала нам о последнем большом голоде. Сперва не было дождей, а потом налетела саранча — облако настолько большое, что закрыло солнце. Это произошло в те годы, когда Рональд Рейган был президентом Америки. Американская гуманитарная служба явилась в деревню с колонной сверкающих грузовиков с гуманитарной помощью. Затем американский самолет сбросил мешки с кукурузной мукой. Дети плясали вокруг, указывая на небо, и распевали: «Рейган! Рейган! Рейган! Рейган идет!»
Один из жителей деревни во время голода написал песню. Звучала она так:
Бабуля предостерегла нас: никто не знает, когда придет следующий большой голод. Вот почему никогда нельзя пренебрегать пищей.
Каникулы пролетели незаметно, и вскоре пришло время возвращаться в школу. Дни, проведенные в деревне с любящей семьей, почти исцелили душевные раны, полученные мною в первом семестре. Меня опять непреодолимо потянуло к учебе, и я надеялась, что теперь все будет хорошо. Ловить саранчу и уворачиваться от бабушкиных колотушек — это было прекрасно, но мне снова страстно хотелось учиться.
Отец решил поехать со мной. Мы это не обсуждали, но я знала, что он хочет напомнить о себе в школе. Он поздоровался с каждой из учительниц и всем вручил подарок — деньги. Перед отъездом он пошел к нашей ужасной директрисе и сделал пожертвование в школьный фонд. Бабуля свято верила: покажи, что ты богат, и тебя зауважает даже злейший враг. Отец был согласен с нею, поскольку деньги в Судане являлись эквивалентом власти.
Я заметила, как сразу же изменилось отношение ко мне учительниц, но на моих соучениц это повлияло мало. Саира, по-прежнему сидевшая рядом с Моной, все так же вздыхала и выставляла локти и колени, когда я протискивалась мимо нее. Она нарывалась на неприятности, и я знала, что рано или поздно мне придется постоять за себя.
Хашма — по преимуществу загавский город, и арабы были там в меньшинстве. Но в школе они составляли большинство — как ученицы, так и учителя. Арабские семьи приехали в Хашму со всего Судана: торговцы с севера, семьи офицеров, командированных в этот район, правительственные сотрудники из Хартума.
Семья Саиры, чей отец был государственным служащим, жила в фешенебельной части города. Мы с Моной проходили там по пути в школу: великолепные многоэтажные дома в английском стиле, с настоящими стеклами в окнах. Но я твердила себе: неважно, где живет Саира и кто ее родители. Все это вовсе не означает, что она лучше меня.
Через неделю после начала второго семестра дела приняли критический оборот. Во время одиннадцатичасового перерыва Мона и я играли в «вышибалы» с Наджат, Самирой и Макбулой, нашими подружками из племен загава и фур. Вернувшись в класс, я обнаружила, что Саира уже сидит на своем месте, и заподозрила, что она специально явилась пораньше. Я вежливо попросила ее пропустить меня на мое место у стены. Саира поднялась, испуская вздохи и демонстрируя раздражение, — все как обычно, но когда я стала протискиваться мимо, она поддала мне под коленки. На секунду я чуть не потеряла равновесие, но успела схватиться за парту, после чего изо всех сил толкнула Саиру. Та до смерти перепугалась. Она даже представить себе не могла, что девчонка из саванны способна оказать ей сопротивление, и не подозревала, насколько сильными мы были по сравнению с городскими неженками. Не для того я сызмальства таскала воду, собирала хворост и дралась, чтобы меня толкала тщедушная, злобная городская арабская девчонка.