Выбрать главу

Наконец, я задала вопрос, засевший у меня голове: почему только черные африканцы? Лаборанты признались, что не знают и что их это тоже беспокоит.

Однажды какие-то люди из племени нуэр пришли и потребовали ответа, почему их сына продали для вскрытия без разрешения семьи. Лаборанты чувствовали себя ужасно, но что они могли сделать? Их работа заключалась в том, чтобы доставлять из морга трупы для вскрытия, а не проверять их происхождение.

Чем больше я думала об этом, тем больше злилась. Взять хотя бы аварии. Несомненно, в них погибали и арабы, так почему же к нам никогда не попадали их тела? Почему всегда только черные африканцы? Я обсуждала этот вопрос с Ранией, Далией и другими, и он вызвал много споров среди студентов. Мы даже подумывали бойкотировать курс по вскрытию, но сообразили, что это поставит под угрозу нашу учебу.

— Если бы не мы, черные африканцы, арабы не чувствовали бы своего превосходства, — кипятилась я. — Мы им нужны — им нужно подавлять кого-то, угнетать.

Рания соглашалась:

— Они просто в игры играют с черными в этой стране. Им наплевать на нас, когда мы живы, и тем более когда мы мертвы!

Каким чудовищным пророчеством оказались эти слова.

14

Слухи о войне

Я знала, насколько важно для моих односельчан, чтобы мне присвоили квалификацию врача. Это давало мне силы и храбрость продолжать учиться, и я преуспела. Университет еще несколько раз закрывали, но, к счастью, медицинский факультет по большей части не трогали. Возможно, кто-то понял, что в деревне врачи нужны и что отправлять студентов-медиков на бойню в этой бесполезной, убийственной войне не очень разумно.

Меня все больше волновали традиционные лекарства, которыми пользовались Халима-знахарка и бабуля. В моем распоряжении имелась хорошо оснащенная лаборатория, и я решила определить, какова на самом деле польза от таких снадобий. В особенности меня интересовала мазь из жженых голубиных фекалий, которую применяли для лечения порезов и ожогов. И еще имелось множество растений, кустарников, кора и корни, которые Халима и бабуля приносили из леса. Каждый раз, приезжая домой, я собирала несколько образцов.

Некоторые из этих деревенских зелий не имели никакой медицинской ценности. При желтухе знахарка прижигала больному кожу раскаленным на огне ножом. Шесть-семь раз она применяла раскаленный нож — кожа с шипением испускала дым и пар. При сильной мигрени знахарка прикладывала горячий нож к виску или шее — словно боль таилась именно там. Был немалый шанс осложнить дело, особенно потому, что ожоги часто воспалялись.

Некоторые недуги было принято лечить традиционными «иссечениями», но так называемое лечение неизменно оказывалось опаснее самой болезни. Когда ребенок заболевал коклюшем, горло у него раздувалось в большой зоб, и знахарка решала, что нужно его прорезать, чтобы «осушить». Но зоб на самом деле был опухшей железой, и довольно часто ребенок умирал от кровотечения, инфекции и ран.

Одна женщина из нашей деревни родила семь дочерей подряд. Ее муж решил было взять вторую жену, поскольку отчаянно хотел сына. Затем, к радости обоих родителей, восьмым родился мальчик. Но вскоре у него начался коклюш, и знахарка вскрыла ему зоб. Кровотечение не останавливалось, и в итоге мальчик умер. Обезумевший отец обвинил знахарку в том, что она убила его сына, а мать так и не оправилась от душевной травмы.

Но некоторые из растительных лекарств действительно были хороши. Бабуля готовила мазь из куста бирги — для исцеления ран. Я протестировала растение и обнаружила, что оно содержит кутины — натуральные химические вещества, способствующие заживлению. Сушка и сжигание растения превращали его в мелкий порошок: его было легче наносить, и он быстрее проникал в рану.

* * *

Дойдя до последнего года в университете, я была горда тем, что почти достигла осуществления отцовской мечты. Но однажды ранним утром я проснулась от тяжелого топота сапог под окном. Тут же прошел слух, что служба безопасности закрыла общежитие. Никому не разрешалось уходить. Несколько минут я сидела, съежившись, в темноте, до смерти перепуганная, что они собираются насильно увезти нас на джихад. Я поклялась себе, что буду сопротивляться.

У нескольких городских девушек были мобильные телефоны, и им удалось дозвониться до родителей. Они выяснили суть происходящего. В темном общежитии студентки переговаривались шепотом: вспыхнула борьба в моем родном Дарфуре, группа мятежников атаковала аэропорт в Эль-Фашере. Десятки солдат убиты, уничтожены несколько самолетов. Затем нападавшие скрылись в пустыне. Это было расценено как крупная победа дарфурских мятежников, кем бы они ни были.