Очевидно, слухи среди бойцов в саванне распространились быстро. Два дня спустя ко мне пришел другой, и этот явился прямо в медпункт. Длинное одеяние полностью скрывало его раны. Он говорил со мной на загавском — языке, которого никто другой не понял бы: Саид был из племени берти, а медсестры — из племени массалит. Снабдив пакетом с перевязочным материалом, мазями и антибиотиками, я отправила его восвояси.
Огнестрельные ранения почти всегда можно распознать безошибочно, но этот человек своих не показал. Раненые стали приходить всё чаще: либо ко мне домой, если их нужно было осмотреть, либо в медпункт. Те, что приходили в медпункт, объясняли, в чем дело, и я отпускала их с пакетом медикаментов и инструкциями.
Однажды я попросила Саида принести мне пакет лекарств со склада. У медпункта не было бюджета как такового, но нам ежемесячно выделяли определенное количество медикаментов. Мы брали с пациентов небольшую плату за рецептурные лекарства, и эти деньги шли на покупку древесного угля для печей, масла для светильников и всяких других необходимых припасов. Пакет, о котором я попросила Саида, состоял в основном из перевязочных материалов для огнестрельных ранений.
Мгновение он озадаченно смотрел на меня, потом спросил, для чего это нужно. Я сказала ему, что заболел кое-кто из родных, и я хочу передать пакет в деревню. Я была уверена, что Саид, как и остальные сотрудники, знает, чем я занимаюсь, но никто из них никогда не возражал. Если бы кто-то из них чувствовал, что я подвергаю их опасности, они бы так и сказали.
Раз в неделю я ходила ужинать к Муне и Осману. В этом выражалась их благодарность за спасение жизни сына. Я инстинктивно чувствовала, что могу доверять им. Мы беседовали до глубокой ночи. В нашем районе случилось несколько мелких инцидентов, но прямой угрозы деревне пока не ощущалось. Мы вспоминали, какой мирной была наша жизнь, пока арабские племена не начали нападать на деревни и убивать людей. Кто мог постичь, откуда вдруг забила ключом эта ненависть?
Я призналась, что на самом деле не чувствую себя в деревне как дома. Правда, я довольна работой, и это очень важно, но порой я задаюсь вопросом, почему не управляю таким же медпунктом у себя в деревне. По крайней мере, случись что, моя семья была бы рядом. А здесь мне одиноко. Муна и Осман утешали меня. Ты вовсе не одинока, говорили они. Ты спасла нашего сына и стала нам сестрой. Если что-то случится, мы всегда поможем тебе.
Ужины с Муной и Османом неизменно наводили меня на мысли о доме. Я решила попытаться дозвониться до дяди Ахмеда. Меня по-прежнему тревожило, что в случае нападения на деревню я ничего не узнаю.
На базарной площади Маджхабада имелось радио с большой кабельной антенной, привязанной к дереву. Люди называли его «радиотелефоном», и за небольшую плату можно было позвонить в любую точку страны. По крайней мере, теоретически. На практике радиотелефон большую часть времени не работал. Раз-другой я пыталась позвонить дяде Ахмеду, но слова доходили искаженными, голос его перекрывало множество других голосов, просачивались фрагменты чужих разговоров. Поскольку радиотелефон располагался на открытом базаре, я должна была соблюдать осторожность: никогда не знаешь, кто может тебя подслушать.
На этот раз мне удалось дозвониться до дяди по достаточно четкой линии, и он сказал, что с моей семьей все в порядке. В нашей местности время от времени происходили стычки, но в самой деревне спокойно. Правда, кто знает, как долго это продлится. Здесь, в Маджхабаде, ко мне в медпункт постоянно текли раненые бойцы, так что бои наверняка продолжались. Нападения, здесь или дома, я очень боялась.
Я покинула базарную площадь и направилась домой, погруженная в свои мысли. Внезапно позади меня раздался рев двигателя, и я отскочила в сторону. Мимо с грохотом, подняв облако пыли, промчался лендровер маджхабадской полиции. Я заметила в нем обращенные ко мне лица. Всего лишь полицейские, а не ужасные агенты безопасности. И все же меня не отпускало кошмарное чувство, что они наблюдают за мной и рано или поздно узнают, чем я занимаюсь в медпункте.
Неделю спустя, когда я заканчивала осмотр последней пациентки, послышался шум подъезжающей машины, что само по себе было редким событием, поскольку мало у кого в деревне имелось транспортное средство. Я увидела полицейский лендровер. На мгновение я понадеялась, что это совершенно невинный визит. Саид уже предупреждал меня, что полиция время от времени заезжает, чтобы проверить, как идет работа. А может быть, один из полицейских болен или ранен.