В день их отъезда Адриан ещё долго стоял у ворот и смотрел им вслед, даже когда коляска, увозившая их на вокзал, уже давно скрылась за поворотом. Сердце его разрывалось в груди от боли разлуки. Они стали для него очень близкими людьми. Юноша понимал, что не имеет никакого права даже мечтать о том, чтобы сэр Филипп и леди Фелиция остались на ранчо с ним, ведь те господа, а он — всего лишь раб… К тому же у них имелись свои дела…
— Увидишь ты ещё своего Фила! — засмеялся вдруг Джеральд у него за спиной.
— Пойдём, мой хороший… — мягко сказала Констанция и обняла его за плечи, — не будешь же ты тут вечно стоять… Пошли в дом…
И он повиновался… Они прошли мимо розового сада, деревья уже роняли листву: наступила осень. Последние розы отцветали, и их некому было подрезать. Глядя на них, сердце Адриана вздрогнуло: раньше он этим занимался, а кто поможет цветам сейчас? Никто больше не войдёт в этот сад, никто не соберёт опавшую листву, никто не прикроет розы опилками, чтобы защитить их от зимних холодов и снега… И тот маленький деревянный домик, спрятанный за живой изгородью из-за своего уродства, напрасно станет ждать хозяина. Розы увяли, последние осенние цветы скоро тоже уснут… И деревья, отплакав листьями, застынут в ожидание весны… А весной придёт ли сюда тот, кто всегда ухаживал за садом? Адриану это почему-то напомнило какую-то сказку из его детства, которую читала ему госпожа Фелиция. Нет, вряд ли красавец-раб когда-нибудь вернётся в этот розарий, к этим цветам и деревьям… Он умер для них ещё тогда, когда принял пули на себя. «А может, я давным-давно мёртв?» — почему-то подумалось Адриану, и сам же вздрогнул от этой мысли…
На юге страны у них имелся роскошный, большой особняк недалеко от побережья океана. Стоял он в маленьком, но очень богатом и уютном городке, притаившимся у подножий величественных, зелёных гор. Красота там была неописуемая!
Дом этот стоял запертым многие годы, за ним не следили ни слуги, ни управляющий… Периодически особняк проверяли по просьбе Джеральда какие-нибудь его знакомые, которые отправлялись в этот город по делам или на отдых, либо бывали проездом. Из друзей у хозяев там не жил никто. Это казалось идеальным местом, чтобы спрятаться от всех вместе с Адрианом.
Они отправились в путь вскоре после отъезда Фелиции и Фила, через два дня. Констанция была счастлива, что переезжают. Тот особняк ей очень нравился, на юге всегда царило лето, там был хороший, мягкий климат, и целый год стояла одна и та же температура, колеблясь совсем чуть-чуть: выше или ниже на несколько градусов, не поднимаясь выше тридцати трёх по Цельсию. Конни не терпелось оказаться там вместе с мужем и Адрианом, к которому на самом деле очень привязалась и даже полюбила, как своего родного.
В день отъезда Джеральд выглядел каким-то напряжённым. Он пристально следил за сыном, будто бы чего-то боялся. Наблюдал за ним и постоянно о чём-то задумывался. Конечно, бедняге приходилось трудно! Ему хотелось признаться сыну, но не знал, как. Юноша не поверил словам, сказанным в письме… Что бы это значило? Что вообще им не верит? Или, что не хотел бы, чтобы это оказалось правдой? А Адриан же в день отъезда был просто никакой: куда поставят, там и стоит, куда посадят, там и сидит…!
Переезд дался бывшему невольнику тяжело. Всё было ему непривычным, непонятным… Он чувствовал себя не в своей тарелке. Констанция на вокзале тут же взяла его под руку. Хотя молодой человек уже привык к её очень странному к себе отношению и к ласковым прозвищам, какими матери зовут своих сыновей, но никак не ожидал, что всё это продолжится и на людях. Конни сжала его руку, давая понять, что никуда его не отпустит. Многие оглядывались им в след, и тогда Адриану казалось, что все поражаются, что леди идёт под ручку с рабом, и ему становилось невероятно стыдно, считая, что позорит её. На самом деле прохожим было глубоко плевать на них: у всех были свои проблемы и свои дела, и станут они ещё обращать внимания, кто и с кем что делает! Просто Констанция и Джеральд одели его ни, как раба, и если люди и обращали внимания на прекрасного молодого человека, то у них в мыслях не было, что это невольник. И тут же забывали о нём, а Адриан-то думал, что все над ним смеются! «До чего красивый!» — сказал кто-то, а Констанция услышала, и ей стало очень приятно. Томас, которого решили взять с собой в самый последний день, идя рядом с хозяином позади, наблюдал за ними и посмеивался над наивностью Адриана.
Как помнят дорогие читатели, после ранения и последних событий Адриан стал очень замкнутым. Он почти не улыбался, его прекрасные глаза всегда смотрели печально. И без того очень скромный, молодой человек стал искать одиночества, чтобы быть как можно более незаметным. А тут, на вокзале, ему это, конечно же, не удавалось. И это мучило его.
В первом классе, где они ехали, персонал и другие путешественники сделали почему-то выводы, что это богатая семья, которая возвращается домой. Джеральду было стыдно перед Адрианом, он раскаивался и не знал, как загладить вину. А Конни по-прежнему обращалась с пасынком с лаской и любовью. Томас вёл себя очень вежливо и уважительно.
— Наверное, родители забирают сына домой, — дабы скоротать время, рассуждали другие люди. — Учится, видимо, где-то и натворил дел, вот отец с матерью и решили увезти его на время домой!
— Ну-ну, а отец, видать, всё ещё не может отойти от его выходок. Смотрите, будто бы ссора между ними произошла какая-то, а он не знает, как ему подступиться к сыну…
— … или, что ещё от того можно ожидать! — добавил кто-то.
— А мать уже простила, так обхаживает сыночка-то!
— Ага! Точно! А он-то красавец! Знает себе цену, наверняка! Глазки опустит, реснички длинные, мама его за ручку держит, что-то ласково ему говорит, а тот даже не улыбнётся! Видимо, считает, что прав был, что несправедливо его из колледжа забрали домой, а у него там далеко идущие вперёд планы имелись, нацеленные на веселье и разгильдяйство.
— Да-да! — вторил кто-то. — А этот четвёртый, видимо, в сговоре со своим молодым господином. Наверное, вместе с ним послали, чтобы следил за их кровиночкой, а тот не устоял перед его обаянием и позволял ему вместо того, чтобы учиться, выкидывать номера. А парень, безусловно, скорее всего, ещё и всеобщий любимец, и немудрено с такой-то красотой!
— Да-да! Мы такими не были! Мы знали, что родителей нужно уважать.
— Да, определённо, молодёжь сейчас другая! — откинувшись о спинку дивана заявила дама с пенсне.
— Да-да, и я говорю! — подхватил мужчина, который и завёл этот разговор. — А они, может быть, ещё и дворяне… Видимо, из какого-то итальянского или испанского древнего рода! Похожи. Вот сынок и показал всем свой темперамент! Преподаватели, наверное, этого никогда не забудут!
В этот момент Джеральд совершенно случайно посмотрел в их сторону, и говоривший подумал, что тот услышал и таким образом делает им замечание (на самом деле ничего он не слышал из-за рельсов, к тому же те говорили шёпотом). Не зная, как выйти из некрасивой ситуации, пассажир сказал Джерри первое, что пришло ему в голову, чтобы задобрить и показать, мол, мы ничего плохого тут не говорим:
— У вас очень красивый сын, сэр!
Джеральд сначала не расслышал и подумал, что у него спросили время и, посмотрев на часы, сказал. Констанция что-то обсуждала с управляющим (со стороны казалось, что это они что-то обсуждают втроём: она, Томас и Адриан) и не обратила внимания на соседей.