— Можно мне пойти в деревянный домик, в который сэр Гарольд нас переселил? — неожиданно неуверенно попросил он.
— Нет, конечно. Что тебе там делать?
— Я хотел забрать кое-что оттуда…
— Ах, — рассмеялась Конни, — а я подумала, ты хочешь опять туда переселиться! Ну, пошли!
С этими словами леди поднялась со скамьи и подала руку юноше, но тот, естественно, сделав вид, что не понял, не принял её. Хотя ему не стукнуло и двадцати лет, хотя и пережил такой кошмар, он чувствовал себя не уютно, когда посторонняя женщина обращается с ним, как с маленьким ребёнком.
Констанция вздохнула, в какой раз испытав горечь в душе. Они направились в рабскую лачугу, а мысли уносили леди далеко-далеко. Он шёл за ней, так покорно, так робко, но всё же в то же время казался далёким, чужим, не её, и это угнетало несчастную мачеху. Ревность и скрытая зависть к Алиссии, как ночные хищники, закрались в сознание, и Конни сама испугалась своих чувств. Она попыталась отделаться от них, посмотрев на того, чьей матерью так страстно желала стать, но юноша даже не заметил взгляда, как и не замечал любви.
Они пришли в дом. Адриан взял с полочки платок, подарок сэра Чарльза, и два выстиранных, аккуратно сложенных бинтика. Это были его сокровища, единственные вещи, которые ему принадлежали.
— Солнышко, а это тебе зачем? — спросила Конни, рассматривая бинты. — Ужас, ещё и постирал. Выкинь их.
Он покраснел.
— Ну, они мне нужны…
— Зачем? — засмеялась она. — Давай я их тебе поглажу…
— Спасибо… но… Мне кажется, лучше не надо. От горячего они могут испортиться…
— Да я пошутила. Откуда они у тебя?
— Они… Их мне… хозяин дал… Он тогда перевязал мне руку….
— Это когда Фил тебя? И ты их потом постирал и берег?
— Да…
Конни это показалось таким трогательным. Леди умилилась, не выдержала и обняла его. Наверное, она специально вспомнила о племяннике… Ей хотелось занять первое место в сердце Адриана, а там «восседал Филипп». Женщина страстно желала стать ему ближе всех, чтобы он больше всех доверял ей. В мечтах рисовала картинки, как, спустя время, когда всё будет хорошо, люди скажут, что у неё с пасынком очень доверительные отношения, как у родных матери и сына.
— А вот вы где! — неожиданно раздался голос Фила, и Констанция обернулась к нему.
— Да, мы тут за вещами зашли.
— Адриаша, сегодня моя мама приезжает. Хочешь поехать со мной её встречать?
— А мне… можно?
Фил сразу понял, что тот боится, что его не отпустят.
— Да чихать я на них всех хотел! — сказал он прямо при Конни. — Если хочешь, поехали, — молодой человек взял его за руку, видя, что брат не решается, — не бойся… Поехали. Развеешься. Моя мама тебя очень любит.
Констанция вздрогнула. «Не забрать ли он его хочет? Скажет — мать встречаем, а на самом деле сядут на поезд и уедут…»
— Я тоже хочу встретить Фелицию на вокзале, — заявила она. — Я с вами поеду.
— Конечно, тётя Конни.
Фил, если и был недоволен, то виду не показал. Он не считал «Адриашу» рабом дяди, вообще рабом не считая, но, в случае чего, намеревался предъявить «им всем», что красавец-невольник — это подарок ему от дедушки.
«Красавец-невольник» же мечтал, чтобы они перестали с ним так обращаться. Он уже привык и к «солнышкам», и к «лапочкам», и к «медовым сотам», вернее, смирился с этим, но ему так хотелось быть хоть чуть-чуть похожим на сэра Филиппа: взрослым, сильным, не боящимся ответственности. Он вообще представить себе не мог, чтобы к молодому господину кто-то обратился «лапочкой»! Это даже смешно! Ему хотелось быть таким, как он, а все обращаются с ним, как с ребёнком. Если они думают, что Адриан просто млеет, когда его называют своей «радостью» или «золотцем», то глубоко в этом заблуждаются. Но что же подготовила судьба для их «сокровища»? Что ждёт их в особняке у океана? Кто спасёт «Адриашу» и займёт первое место в его сердце?
Глава 7. Мать, сын и племянник
В своём письме Филу Фелиция писала: «Хоть всё и обстоит не лучшим образом, и Джерри дурно обращается с Адрианом, он всё же мой брат, и мне жаль его, поэтому отнять у него сына я тебе не позволю!». Племянник Джеральда решил наплевать на слова матери, и не то, что думать не собирался, увезти ли ему двоюродного брата, а вообще считал, что дело это решённое раз и навсегда и возражений не терпящее. Его можно было понять — он вырвал братишку из лап палачей и намеревался защищать и дальше, а дядьке своему не верил. Единственная надежда в случае провала у Фила имелась на Констанцию, и то смутная — молодой человек в тётушке несколько сомневался и опасался, что та наиграется в «дочки-матери», вернее, в «сыночки-матери», и бросит Адриана. А про Джеральда и говорить нечего — ему племянник не верил ни секунды, считая того безжалостным тираном и живодёром, способного на любой бесчеловечный поступок.
На вокзал они поехали вчетвером с Томасом. Адриан был счастлив, что приезжает леди Фелиция, хотя виду не показал. Она была единственной из его господ, кто обращалась с ним неизменно по-людски, а ни то так, то эдак. Ему не терпелось её поскорее увидеть. Они приехали чуть раньше, и уже подошло несколько поездов, прежде чем должен был прибыть нужный. Конни и юноши пошли на перрон, а Том ждал всех в коляске. Адриан вглядывался в толпу и так увлёкся, что всё это время Конни держала его за руку, а тот и не заметил — обычно он всегда быстро находил повод вырваться. Филу показалось это очень забавным, трогательным и умилительным.
Наконец появилась Фелиция. Женщина издали их заметила. Родственница помахала им рукой, причём, отдельно и Адриану, глядя именно на него, отчего тот покраснел.
— Бедняжка! — сказала она ему, когда подошла к ним. — До чего они тебя довели! Стоило мне уехать, как тебя чуть не убили! Дай я тебя обниму!
Такая просьба, конечно, удивила молодого человека, но всё равно к ней подошёл. На самом деле он очень соскучился по леди, хотя подать виду ему не позволяли ни его положение, ни его воспитание. Потом Фелиция обняла и сына с Констанцией.
— Ну, пойдёмте, — улыбнулся Фил, поднимая багаж матери, — нас ждёт экипаж.
Его мама взяла под руку Адриана, прежде чем тот выказал желание взять чемодан у господина, ведь «всего лишь раб» — он. Юноша намеревался так и поступить, но женщина не дала ему этого сделать, будто бы прочитав его мысли.
— Не возражаешь? Конни, прости, пожалуйста — ты-то с ним ещё находишься!
— Ничего, — та улыбнулась.
Фелиция зачем-то спросила у Адриана, сколько ему лет, хотя, наверняка, знала ответ. Юноша, ответил, что скоро исполнится девятнадцать.
— Скоро? Почти через полгода! — рассмеялась леди. — Где ж скоро? Думаешь, я не знаю, когда День Рождения у моего любимого племянника? — и прижала его руку к себе.
— Ещё рано, мамочка, — намекнул ей Фил, что Джеральд ещё не сознался.
Адриан, конечно же, заметил, как госпожа его назвала, но не предал значения, решив, что та просто ошиблась. Фелиция же осталась недовольноё братом — она-то думала, что «тому хватило смелости сделать признание».
Они подошли к коляске. Томас от всей души поздравил леди с приездом и помог разместить багаж. Все сели и поехали домой. Всю дорогу Фелиция наблюдала за племянником. Как печально смотрели его глаза — казалось, у него не осталось сил даже на то, чтобы радоваться! Когда она обращалась к нему, в его взгляде появлялось какое-то счастье, но всего лишь на миг, тут же исчезало, будто б не было. Улыбка уставшая, печальная, какая-то неуверенная…
Джеральд был счастлив видеть сестру. Он встретил её с букетом цветов. В ней мужчина видел надежду, надежду на помощь, на совет, на поддержку. Она же негодовала — женщине так хотелось, чтобы брат признался сыну, подарив ей возможность открыто звать того племянником. Но вскоре леди поняла. Ей сразу стало понятно: Адриан боится отца, а тот из-за этого опасается сказать правду.